Дмитрий Фалеев - Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем

Я вынимаю обещанный полтинник, а Маша говорит:

— С душой отдаешь? Деньги надо с душой давать, а я вижу, что жалко.

— Не жалко, правда!

Это ход, который почему-то действует. После вопроса: «С душой отдаешь?» на самом деле становится не жалко. Человек стесняется давать без души. А назад забрать — тем более стыдно. И ты уже доволен, что можешь заплатить — ведь так ты проявляешь широту натуры, свое благородство; кто же не польстится? Это как будто уже вовсе и не дань, а твой личный выбор, хотя на деле — выбора нет, одна только видимость.

А баба Маша полтинник спрятала и предупредила:

— Ты других цыганок не слушай, особенно с вокзала! Они там мафиози! Скрутят по карманам — не узнаешь как!

Гаданью Машу научила бабушка. То есть это все были старинные формулы, годами обкатанные. Были бы плохи — их бы забыли.

Ходит Маша с внучкой. Внучка — чудесная, с розовым бантиком больше головы! Глазами крутит. И сама все время вертится.

— Как тебя зовут?

— Она по-русски еще не знает, — говорит Маша.

— Правнучка твоя?

— Внучка. Наташа.

— А по-цыгански?

— Гагашка она.

— Гагашка, на, это «Милки Вэй».

— Милкивэй, — бессмысленным эхом отзывается Гагашка: глаза закатила, и такая улыбка — как будто прокуратится!

Я говорю:

— Красавица будет!

Маша:

— А как же! У нее и мать, и отец красивые!

Так завязалось наше знакомство. Оказалось, что Маша из рода бурикони котляров-сербиян. С молдавскими котлярами они не общаются: «У нас язык один, Бог один, но мы разные».

— А что у вас за Бог?

— Как у вас. Мы крещеные, — Маша не поленилась и в подтверждение собственных слов достала из-за выреза блузки крестик. — Раньше в Красную церковь ходили, но там батюшка был один нерусский, злой. Гнал нас от Бога. Я ему раз сказала — он понял: здоровым не будет… Теперь мы в Белую церковь ходим. Посты соблюдаем. Яйца на Пасху красим, куличи. Сами все делаем, не покупаем… Ты смотри, мой хороший, — продолжает баба Маша, — парень прошел, женщина прошла, а я тут с тобой — стою и болтаю; чем Гагашку буду кормить?

— Погоди, — говорю. — Ты другие сказки знаешь?

— Знаю. Знаю. Я много всего знаю. У меня вот доктор знакомый есть — солидный, красивый, со смертью дерется, операции делает самые сложные. Он меня просил ему наши народные песни перевести. По сто рублей давал. Щедрый человек. Дай Бог ему здоровья!

Про песни не знаю, но сказки в пункте приема цыганского эпоса в итоге пошли — по 50 рублей штука. Маша постелет на ступенечку тряпочку, сядет и давай про волшебницу Раду, про хитрого зайца… Говорит да посматривает. Взгляд у нее усмешливый, но добрый, простой и внимательный. Лицо — рельефное, хоть для скульптуры. Редкие усики. На шее бусы — крупные, белые. Одевается неброско. Деньги она носит в пухлом кошельке, который у нее привязан к животу — под кофтами не видно. Спросишь — ответит, но сначала подумает. Тон — придворно-услужливый, но без капли заискиванья. Гагашка зарится …

Скоро я к ним привык — еду в тот парк, а там мои подружки — Маша и Гагашка. Одной — четыре, другой — пятьдесят. Их там все знали и никто не боялся. Идет русская женщина, Маша ей кивает, говорит: «Как здоровье?» — «Спасибо. Нормально». Или девушки гуляют — Маша им: «Девчонки, чего в субботу не приходили?» — «В субботу дождь был».

Сыновей у Маши пятеро. Двое уехали в Москву, в Мытищи, а она живет с младшим. Он работает на стройке, а жена у него — в магазине уборщица. Внуки у Маши все ходят в школу, кроме Гагашки — «мала еще».

А вертеть глазами, так не мала!

У нее две косички в разные стороны, как ручки у чашки.

Однажды спрашиваю:

— Маша, ты здесь в воскресенье будешь? Я хочу, чтоб ты мне новую сказку сказала.

— Давай сейчас.

— Диктофона нет.

— Диктофона, — с радостным энтузиазмом повторяет Гагашка, а Маша отвечает:

— В воскресенье нас не будет — тут схэнды бесятся.

Какие «схэнды»? Что за суеверие? Кто они такие? Цыганские орки? Я не понимаю:

— Схэнды, по-вашему, это вроде чертей?

— Хуже еще! Отморозки это. День рождения Гитлера отмечают, а ведь Гитлер сколько человек зарезал!..

— Это же скинхеды!

— Я и говорю — скинхеды, скинхеды. Они и русских бьют, если мальчик темненький. А Гитлер, зверюга, у них главный вождь! В Питере — не слышал? — таджичку убили, в Воронеже — негра, в Москве — журналиста…

— Жжюрррналиста! — куражится Гагашка.

Я поправляю: «Не жюрррналиста, а журналиста!», но девчонка знать ничего не хочет:

— Жжюрррналиста! Диктофона!

Довольная — в глум!

Так мы и виделись — весну и лето, а потом я уехал из Иванова в Питер, а когда вернулся через полгода — никого не встретил! Один раз не встретил, другой раз не встретил… Вижу — мамаши с колясками ездят.

— Извините, вы не видели цыганку с ребенком?

— Нет, не видели!

Как сквозь землю провалились! Я весь парк обегал, как марафонец. Да что марафонец? Королевич Елисей! И у солнца спрашивал, и у ветра: «Не видал ли где на свете ты Гагашки молодой?»

На прохожих кидался.

И что?

Больше мы не увиделись. Парк 1905 года сразу как-то пожух. Попробуйте вынуть из радуги одну краску — желтую, синюю, какую угодно; мир не кувырнется, радуга по-прежнему останется висеть. Или попробуйте в новогоднюю ночь, под бой курантов, обойтись без шампанского. Все равно трезвым никто не уйдет, праздник состоится, но тем не менее… Сколько я потом в этом парке ни был, он все время оставался для меня именно радугой без одной краски, новогодней ночью без бокала шампанского…

Цыгане мои!

Как я вас люблю!

Сердце мое — разоренное без вас!

Современные цыганки могут сказать: «Что ты оделась как базар-вокзал?!» Это значит «плохо». Уличное гаданье в цыганской среде сейчас стало признаком аутсайдерства, и если женщина этим промышляет, значит, семья ее бедна и нуждается, а муж не может обеспечить родным достойную жизнь.

Маша сказала, что в Иванове цыганки на вокзале — «мафиози». Может и так, но эти «мафиози» гадают лучше, чем баба Маша, — ярче, живописней. Репертуар у них гораздо шире, отчасти потому что они действительно ловкие мошенницы и не гнушаются такими приемами, какие Маша себе не позволяет.

Сколько раз шел мимо и все хотел — пусть погадают! Но в итоге трусил. И денег жалел. Но ведь если хочешь — кто остановит? Мимо судьбы не пройдешь. А пройдешь, так будешь жалеть и завянешь, засохнешь, погибнешь, будешь ходить, как живой мертвец!

— Ты веселый, но недовольный, — говорит мне одна. Что-то знакомое. Меня окружили. Вокзальные цыганки в отличие от Маши работают артелью. Таскают с собой на вокзал малышей, даже грудных, приводят дочек — пускай те учатся. Цыганская школа! Старухи говорят: «Умеешь гадать — будут тебе легкие деньги в пути».