Александр Зиновьев - Русский эксперимент

Я убежден в том, что основная вина за случившуюся катастрофу лежит на аппарате КПСС и на КПСС в целом, включая рядовых членов партии. Причем, вина не только коллективная, но и персональная. Но вина не в том смысле, в каком приписывают КПСС вину антикоммунисты, антисоветчики, критики «режима», реформаторы, демократы и прочие разрушители нашей страны, а в том смысле, что руководители и идеологи партии, партийный аппарат и вся масса членов партии допустили в своих рядах формирование идей и людей, которые, захватив в партии инициативу, влияние и руководство, привели ее к гибели. К гибели, имевшей роковые последствия — гибель всей советской системы государственности, социальной организации и всего общества. КПСС не оправдала той исторической роли, какую она была обязана сыграть в отношении своей страны, не оправдала надежд народа на нее. Она капитулировала перед силами разрушения, фактически предала доверявший ей народ и самое себя. И вновь возникающие организации не имеют морального права называть себя коммунистическими без публичного признания этого исторического факта и выражения осуждения его. Что касается прошлых заслуг КПСС, то они должны быть учтены при оценке советского периода российской истории, ибо этот период без нее просто немыслим. А сейчас, в чем я глубоко убежден, выступление коммунистических партий в роли обломков и преемниц КПСС препятствует возрождению коммунистического движения в России как в стране посткоммунистической.

Коммунизм в России вернулся из реальности в сферу идеалов, так что коммунистической партии посткоммунистической эпохи предстоит стать партией не просто политической, но партией идеологической. Идеологической прежде всего. И не на день — на два, а надолго. Так что проблема идеологии для коммунистов посткоммунистической эпохи становится главной. Если настоящих коммунистов мало, если их организация слаба, если ее материальные ресурсы ничтожны, если поддержки почти или совсем нет, а враги сильны, то главной силой коммунистов становятся идеи.

А именно в сфере идеологии современное российское общество являет зрелище наиболее ужасающее — полное идейное разложение всех слоев и категорий населения, всех уровней образования, всех профессий, всех политических ориентаций, всех организаций и движений, всех возрастов. И ничего удивительного в этом нет. Холодная война, в которой Советский Союз потерпел сокрушительное поражение, была войной прежде всего в сфере идеологии. Главным объектом атак со стороны Запада было именно идейное, психологическое и моральное состояние советского общества. Симптомы идеологического кризиса были заметны уже в хрущевские годы. Никакие меры советской идеологии предотвратить его не помогли. Наоборот, они всячески его усилили и форсировали. Общий кризис советского общества начался именно в сфере идеологии и спустился затем к самым его основам. Советская интеллигенция сыграла в этом отношении колоссальную роль, подготовив фактически страну к полной идейной капитуляции перед Западом. Идеологическое разложение охватило и высшие слои советского руководства, включая его политических и идеологических лидеров.

Две главные черты идеологического маразма нынешней России суть, во-первых, отмена и разгром государственной идеологии (т.е. марксизма-ленинизма) и, во-вторых, наводнение российского идеологического пространства западной идеологией.

В вопросе о марксизме-ленинизме надо видеть два различных аспекта, а именно — то, как с ним обошлись реформаторы российского общества, и то, каким должно быть, на мой взгляд, отношение к нему со стороны коммунистов посткоммунистической эпохи. Реформаторы просто отбросили марксизм-ленинизм, отменили и фактически запретили его как государственную идеологию в угоду своим антикоммунистическим и антимарксистским западным покровителям, а не противопоставили ему свое более совершенное учение. Никто из них, включая профессиональных идеологов, толком не понимал марксизм как интеллектуальное явление. Тот поток словесных помоев, какой они на него обрушили, был интеллектуальной деградацией беспрецедентного масштаба. Их отношение к марксизму не есть отношение разума к заблуждению. Они просто предали его, когда сочли это удобным в своих шкурнических интересах. В истории человечества еще не было предательства подобного уровня и масштаба, не говоря уж о степени морального падения.

Марксизм не есть чепуха, хотя в его текстах много чепухи, не есть ложь, хотя в нем много ложных утверждений, и не есть утопия, хотя многие его обещания несбыточны. Он есть явление качественно иное и более значительное. Он родился в гениальных умах и родился как стремление к научному познанию реальности. Он вырос на основе науки и сам внес в нее свой вклад. Но в силу роли, какую ему навязала история, он превратился в нечто отличное от науки — в идеологию.

Очень важно понять, что идеология не есть наука, хотя она и вырастает, на основе науки и использует ее. Она не есть нечто второсортное по отношению к науке. Она — просто другое явление, у нее другая роль в обществе. Задача науки — познавать мир. Задача идеологии — выработка идеалов поведения людей и их организаций, общих представлений о их природном и социальном окружении. Марксизм явил миру самый грандиозный образец идеологии — идеологии глобального и эпохального значения. И именно тот факт, что он питался соками науки, позволял ему в течение более ста лет быть более или менее адекватным отражением социальной реальности.

Марксизм, возникнув и развившись в эпохальную идеологию на основе жизненного и интеллектуального материала 19 и начала 20 веков, стал неадекватным тем переменам, которые произошли в мире в 20 веке, в особенности — после Второй мировой войны. Но что означала эта неадекватность? И была ли она достаточным основанием краха марксизма? И в чем заключалась главная причина краха?

Сказать, что марксистское учение о коммунистическом и о западном обществе оказалось ненаучным, что его прогнозы подтвердились, значит, сказать нечто бессмысленное. Это учение и раньше было ненаучным, а над многими его прогнозами смеялись еще в довоенные годы. К тому же и то, что ранее говорилось на эту тему на Западе, было ничуть не научнее марксизма, а во многих отношениях уступало ему. Дело в том, что мир изменился таким (кстати сказать, непредвиденным!) образом, что критика коммунистического общества и апологетика западного общества оказалась в более выгодном положении, чем апологетика коммунистического общества и критика западного общества. Развились и вышли на первый план такие явления и сравнительно ослабли и отошли на задний план такие явления, что западная идеология и пропаганда получила колоссальные преимущества перед советской. На Западе начался подъем в материальном отношении, а в