Энтони Гидденс - Трансформация интимности

Женолюбы наших дней могли бы представляться реликтами из прошлого века, с отчаянной храбростью подкрадывающимися к своей дичи, будучи вооруженными лишь пенициллином, презервативом (надо надеяться) и готовностью к риску заполучить СПИД. Хотя, если мои более ранние аргументы правильны, то женолюбы являются неотъемлемой частью нынешнего мира сексуальности. Они обольстители, причем в той степени, в какой они озабочены, помимо всего прочего сексуальным завоеванием и желанием испытать власть. Но какова цена победы, когда победа так легка? В чем состоит пикантность, когда другая сторона не только желанна, но и сама, может быть, равным образом исполнена страстного желания сексуального переживания?

В процессе обольщения претензии на власть, посредством которой женщину побеждают или символически «убивают», на поверхности вещей могли бы показаться еще более сомнительными, когда индивид сталкивается с кем-то, кто утверждает свое равенство. Но женское сексуальное равенство, как обнаружил Грехем Хендрик, стирает прежнее разделение между добродетельной и развратной, или падшей, женщиной. Поскольку «убийство», которое совершает соблазнитель, зависит от разрушения добродетели, преследование утрачивает свою принципиальную динамику. Та «нетронутость», которую соблазнитель стремился нарушить или утвердить в ней свою власть, уже не является тем же самым, что и сексуальная невинность, и более не различается по полу. В контексте чистых отношений нетронутость сохраняет фундаментальную роль, но становится этническим атрибутом, наличие которого каждый из партнеров предполагает у другого.

В более традиционные времена обольститель был прирожденным авантюристом, бросавшим вызов не просто каждой женщине, но и целой системе сексуальной регуляции. Он был ниспровергателем добродетели и бросался с копьем наперевес и на другие ветряные мельницы, потому что обольщение означало вызов мужскому порядку сексуальной защиты и контроля. Сегодняшний женолюб — это не тот, кто культивирует чувственное наслаждение, искатель волнений в мире открытых сексуальных возможностей. Волнение преследования дает высшую точку, но позднее высшая точка имеет тенденцию к тому, чтобы стать фиксацией. Женолюбы не столько вольнодумцы, сколько контрреволюционеры в окружении, в котором сексуальность и интимность связаны как никогда прежде. Любовь-слияние предполагает интимность: если такая любовь не достигается, индивид готов оставить ее. Женолюбы поддерживают это необходимое «потенциальное пространство» с помощью средств иных, нежели уважение партнера. Их способность «уходить» достигается через предвосхищение следующей потенциальной сексуальной встречи. Они часто являются мастерами риторики романтической любви, но не способны извлечь из нее эмоционально-согласованного изложения самости. В результате напыщенный и самоуверенный мужчина, проходя через рутину обольщения, может оказаться неуклюжим, косноязычным и несчастным, когда половой акт завершен. Он оказывается в положении описанного Карлом Крауссом фетишиста, который жаждет обладания одной лишь женской туфелькой, а взамен получает целое человеческое существо.

Некоторые из таких мужчин имеют секс с сотней и более женщин в год: в каком смысле о них можно сказать, что они «хотят любви»? В особом и назойливом смысле. Их зависимость от женщин достаточно очевидна, настолько очевидна, что оказывает контролирующее воздействие на их жизни. Обольщение может легко ассимилироваться в мужской мир достижений и преодоления препятствий — в сам мужской мир современности. Но эта ориентация становится пустой, поскольку обольщение утрачивает свое прежнее значение. Женолюб не может быть «особым» с каждой сексуальной партнершей так, как это мог Казанова — не только как разрушитель добродетели, но и как потенциальный избавитель от мира сексуального одиночества. Современный сексуальный авантюрист отверг романтическую любовь или пользуется ее языком только в качестве риторики убеждения. Поэтому его зависимость от женщин может утвердиться только через механику сексуального завоевания. Можно утверждать, что женолюб больше, чем другие мужчины, пятнает связи между сексуальностью, интимностью и рефлексивным конструированием самоидентичности; но он скорее находится в рабстве у женщин, нежели может общаться с ними как с независимыми существами, способными давать и получать любовь. Женолюб является фигурой, которая «любит их и бросает их». Фактически же он совершенно не способен «бросать их»: каждое новое покидание — это лишь прелюдия к еще одной встрече.

Женолюбы (в оригинале — womanizers — примеч. перев. ) часто обладают такими качествами, которые тесно коррелируют с некоторыми чертами комплекса романтической любви: это мужчины, которые берут женщин натиском или добиваются их с особым пылом и, возможно, проявляют при этом большое искусство.

Некоторые из женщин, которым все эти вещи теперь весьма знакомы, могли бы с большой вероятностью сделать хороший выбор для краткосрочной сексуальной связи, преследуя преходящее возбуждение или наслаждение. Для таких женщин привлекательность мужчины, которого мы бы могли назвать «леди-киллером» (в оригинале — lady-killer, дословно — «убийца женщин» — примеч. перев. ), быстро блекнет или предусмотрительно удерживается под контролем.

Женщины же, на которых падает выбор большинства этих леди-киллеров, вовсе не таковы [127] Peter Trachtenberg. The Casanova Complex. — New York: Pocket Books, 1988. — P. 244-248. .

Напротив, они очень быстро вовлекаются в любые связи, стоит им только начаться. На протяжении жизни таких женщин обычно бывают разбросаны гибельные романы или долгие, иногда болезненные связи с мужчинами, которые тем или иным образом плохо с ними обращаются. Короче говоря, эти женщины оказываются созависимыми, и это понятие в терапевтической литературе стало настолько общим местом, что оно — хотя и никоим образом не ограничиваемое одними лишь женщинами — некоторым образом описывает то, что когда-то было названо «женской ролью» вообще [128] См. напр.: Colette Dowling. The Cinderella Complex. — New York: Pocket Books, 1981. — P. 34. .

Созависимые женщины — это те из них, кто нуждается в том, чтобы заботиться о других, но которые в то же время часто или почти всецело — хотя бы на подсознательном уровне — уже предвидят, что их преданность будет встречена, в той или иной форме, отказом. Сколько в этом болезненной иронии! Весьма вероятно, что такая женщина окажется втянутой в связь именно с волокитой. Она готова к этому и, возможно, даже озабочена тем, чтобы «спасти» его; он требует такой терпимости, потому что — если он не является совершенно двуличным и не скрывает свои подлинные аттитюды, — другие женщины его отвергают.