Эдвард Уилсон - О природе человека

Причину отсутствия единого агрессивного инстинкта можно понять с помощью экологии. Большая часть агрессивных поведенческих реакций у представителей одного и того же вида связана с уплотнением окружающей среды. Для животных агрессия — это средство установления контроля над предметами удовлетворения потребностей: пищей и кровом. Когда количество обитателей возрастает, пищи и убежищ становится меньше. То же самое происходит и во время жизненного цикла. Чем плотнее популяция, тем чаще животные прибегают к угрозам и атакуют. Такое поведение заставляет членов популяции рассеиваться в пространстве, повышает смертность и снижает рождаемость. В таких ситуациях агрессию можно назвать «фактором, зависящим от плотности», средством контроля роста популяции. Постепенно интенсивность агрессии возрастает, и это приводит к замедлению и полной остановке прироста численности. Другие виды, напротив, испытывают недостаток ресурсов редко, а то и вовсе никогда не испытывают. Их количество сокращается в силу влияния других факторов, зависящих от плотности: нападения хищников, паразитов или миграции. Такие животные обычно миролюбиво относятся друг к другу, потому что их редко становится настолько много, что стоит проявлять агрессию в поведении. А поскольку агрессия не добавляет преимуществ, то это свойство вряд ли будет передаваться по наследству через естественный отбор {116} .

Вслед за Лоренцем и Фроммом журналисты частенько изображали человечество кровожадным видом, агрессивность которого трудно объяснить посредством науки. Однако это ошибочный путь. Да, мы имеем склонность к агрессивности, но вовсе не являемся самым жестоким видом животных на земле. Недавние исследования гиен, львов и тонкотелых обезьян показали, что эти животные дерутся насмерть, убивают детенышей и даже поедают друг друга гораздо чаще, чем люди {117} . Когда были проведены подсчеты количества убийств на душу за год, то люди заняли в списке агрессивных существ довольно низкое место. Я уверен, что такое положение сохранится, даже если учесть периодически возникающие в мире людей войны. Стаи гиен часто ведут между собой драки не на жизнь, а на смерть, и драки эти совершенно неотличимы от войн первобытных людей. Вот что пишет зоолог из Оксфорда Ганс Круук о драке над тушей только что убитой антилопы гну:

«Две группы смешались, издавая громкие звуки, но через несколько секунд снова разделились, и гиены Мунги бросились прочь. Их преследовали гиены Шершавых Скал. Прогнав противников, они вернулись к обглоданной туше. Но около дюжины членов стаи догнали одного из самцов Мунги и стали буквально грызть его — кусали за живот, лапы и уши. Жертва буквально скрылась под телами нападавших. Они грызли его минут десять, пока остальные члены стаи обгладывали скелет гну. Самца Мунги разорвали на части. Когда я осматривал его труп позже, то увидел, что ему откусили уши, лапы и тестикулы, перебили хребет. Огромные раны зияли на задних лапах и животе, все тело было покрыто черными кровоподтеками... На следующее утро я увидел, как гиена обгладывает труп, и заметил кое-что еще: примерно треть внутренних органов и мышц была съедена. Каннибалы!» {118}

Подобные истории можно найти в анналах естественной истории других видов млекопитающих. Подозреваю, что если бы у гамадрилов появилось ядерное оружие, они за неделю уничтожили бы весь мир. А в сравнении с муравьями, для которых убийства, стычки и настоящие войны — обычное дело, люди выглядят едва ли не абсолютными пацифистами. Если хотите убедиться в этом лично, то в большинстве городов и деревень в восточной части Соединенных Штатов наблюдать муравьиные войны не составляет труда. Достаточно лишь посмотреть на мелких черновато-коричневых муравьев, сражающихся друг с другом на тротуарах или газонах. Сражающиеся являются представителями соперничающих друг с другом колоний обычного вида Tetramorium caespitum . В войны бывают втянуты тысячи муравьев, а поле боя обычно занимает несколько квадратных футов травяных джунглей.

Наконец, даже самые жестокие формы человеческой агрессии не являются проявлением врожденной жажды, которая периодически прорывается через барьеры запретов. Модель «влечение-разрядка», созданная Фрейдом и Лоренцем, сегодня вытеснена более точным объяснением, основанным на взаимодействии генетического потенциала и обучения. Самые убедительные доказательства модели «культурного паттерна» были получены антропологом Ричардом Г. Сайпсом {119} . Сайпс отметил, что если агрессия — это качество мозга, которое накапливается, а затем высвобождается в соответствии с моделью «влечение-разрядка», то оно должно проявляться либо в форме войны, либо в виде самых явных ее заменителей — агрессивных видов спорта, злонамеренного ведьмовства, татуировок и других ритуализированных форм уродования тела, а также жестокого отношения к любым отклонениям. Следовательно, воинственные действия должны привести к сокращению своих менее воинственных замен. Если же, напротив, жестокая агрессия является реализацией потенциала, усвоенного в результате обучения, то усиление воинственности должно сопровождаться усилением роли ее заменителей. Сравнивая десять особо воинственных обществ с десятью самыми миролюбивыми, Сайпс обнаружил, что модель «культурного паттерна» преобладает над гипотезой «влечение-разрядка»: войны сопровождаются мощным развитием агрессивных видов спорта и других более мягких форм жестокой агрессии.

Четкое восприятие агрессивного поведения человека как структурированного, предсказуемого паттерна взаимодействия между генами и окружающей средой вполне согласуется с эволюционной теорией. Такой подход должен удовлетворить оба враждующих лагеря в вопросе соотношения природы и воспитания. С одной стороны, агрессивное поведение, особенно в самой опасной его форме военных действий и криминальных нападений, является усвоенным. Но усвоение это подготовлено, о чем мы говорили в главе 3. У нас есть сильная предрасположенность к соскальзыванию в глубокую, иррациональную враждебность — если сложатся определенные условия. Враждебность с опасной простотой подпитывает сама себя и воспламеняет соответствующие реакции, которые очень быстро могут привести к отчуждению и насилию. Агрессия не похожа на жидкость, которая постоянно наращивает давление на стенки сосуда. Не похожа она и на активные компоненты, помещенные в пустую емкость. Более правильно было бы сравнить ее с ранее существующей смесью химикатов, готовой под воздействием определенных катализаторов разогреться и воспламениться.

Результатом такой нейронной химии являются агрессивные реакции, характерные исключительно для человека. Предположим, мы с вами смогли бы перечислить все возможные виды действий всех существующих видов. В этом воображаемом примере было бы 23 такие реакции, которые мы могли бы обозначить буквами латинского алфавита от A до W . Люди не проявляют и не могут проявить всех таких реакций. Все общества мира вместе взятые демонстрируют реакции от A до P. Более того, даже эти реакции не развиты у людей в равной степени. В большинстве существующих условий растущие дети вырабатывают в себе реакции от A до G, а реакции от H до P встречаются лишь в немногих культурах. Таков унаследованный паттерн вероятностей. В каждой среде существует собственное вероятностное распределение реакций. Чтобы статистическая оценка была по-настоящему значимой, мы должны сравнить человека с другими видами. Мы обнаруживаем, что макаки резус демонстрируют агрессивные реакции от F до J, с наибольшей склонностью к F и G. Один вид термитов проявляет лишь реакцию A, а другой — только B. То, как именно себя поведет человек, конечно, зависит от его культуры, однако общий набор человеческих возможностей, как и возможностей обезьян или термитов, является врожденным. Социобиологи пытаются анализировать эволюцию каждого паттерна.