Эдвард Уилсон - О природе человека

Чтобы охватить достаточно широкий диапазон тем, определение религиозного поведения следует расширить и включить в него магию и другие священные племенные ритуалы, а также верования, основанные на мифологии. Я уверен, что даже после этого шага имеющиеся данные будут подтверждать гипотезу генно-культурного взаимодействия. Лишь немногие исторические эпизоды идут вразрез с ней.

Возьмем для примера ритуал {187} . Вдохновленные энтузиазмом этологии Лоренца и Тинбергена, некоторые социологи провели аналогию между человеческими церемониями и животными демонстрациями, связанными с коммуникацией. Сравнение это, мягко говоря, неточное. Большинство животных демонстраций представляют собой дискретные сигналы, имеющие определенное значение. Их можно сопоставить с позами, выражениями лица и элементарными звуками в нелингвистической коммуникации человека. Некоторые животные демонстрации, например самые сложные формы сексуальной демонстрации и формирования связей у птиц, настолько изощренные, что многие зоологи иногда называют их церемониями. Но даже такое сравнение ошибочно. Большинство человеческих ритуалов — это не просто передача сигнала. Как подчеркивал Дюркгейм, они не только обозначают, но еще и подтверждают и омолаживают моральные ценности общества.

Священные ритуалы — чисто человеческие. Элементарные их формы связаны с магией, то есть активной попыткой манипулировать природой и богами. Росписи верхнего палеолита в пещерах Западной Европы говорят об особой значимости промысловых животных. Первобытные художники изображали копья и стрелы, направленные в тела животных. На других рисунках мы видим мужчин, танцующих вокруг убитой дичи или стоящих перед животными со склоненной головой. Возможно, эти рисунки — колдовство, связанное с внушением: предполагалось, что изображенное на рисунке повторится в реальной жизни. Предварительное действие сопоставимо с намеренными движениями животных, которые в ходе эволюции часто ритуализировались и превращались в коммуникативные сигналы. Виляющий танец пчелы — это миниатюрная репетиция полета от улья к месту сбора нектара. «Прямой отрезок», расположенный в центре танца-восьмерки, является очень важной частью процесса. Его направление и продолжительность передают масштабы реального полета. Первобытный человек легко понял бы смысл такого сложного поведения животных. Магия была, и в некоторых обществах остается, уделом особых людей — шаманов, колдунов, прорицателей. Считалось, что только они обладают тайными знаниями и умеют общаться со сверхъестественными силами природы. Неудивительно, что влияние таких людей порой превышало влияние вождей племени.

Антрополог Рой А. Раппапорт недавно доказал, что священные ритуалы мобилизовывали и сплачивали первобытные общества, то есть обеспечивали прямое и биологическое преимущество {188} . Церемонии несли в себе информацию о силе и богатстве племен и семей. У марингов Новой Гвинеи на войну людей призывают не вожди и не какие-то другие лидеры. Группа исполняет ритуальный танец, и мужчины демонстрируют свою готовность оказать племени военную поддержку тем, присоединяются к танцу или нет. Затем племя может точно определить свою военную мощь, подсчитав количество воинов. В более развитых обществах устраиваются военные парады, сопровождаемые символами собственного величия и ритуалами государственной религии. Цель подобной демонстрации абсолютно та же. Знаменитые церемонии с раздачей подарков у индейцев с северо-западного побережья позволяли людям продемонстрировать свое богатство количеством сделанных ими даров. А затем вожди могли направить энергию групп на производство новых товаров, тем самым повышая влияние семей.

Ритуалы также упорядочивали отношения, в которых могла возникнуть неопределенность и вредная для общества неточность. Лучшими примерами подобного режима общения служат ритуалы перехода. Процесс взросления и превращения мальчика в мужчину в биологическом и психологическом смысле идет очень медленно. Всегда есть моменты, когда он ведет себя словно ребенок, хотя стоило бы уже вести себя по-взрослому, и наоборот. Обществу трудно определить его как ребенка или как взрослого. Ритуал перехода устраняет неопределенность, решительно меняя правила классификации: вместо непрерывного градиента возникает дихотомия. Кроме того, такой ритуал укрепляет узы, связывающие юношу со взрослыми мужчинами, которые его принимают.

Склонность человеческого разума решать проблемы путем двоичной классификации проявилась и в колдовстве {189} . Психологическая этиология колдовства была великолепно реконструирована такими учеными, как Роберт А. Левайн, Кит Томас и Моника Уилсон. Они сумели открыть основные мотивы, которые оказались отчасти эмоциональными, а отчасти рациональными. Во всех обществах шаманы либо занимались целительством, либо насылали проклятия. Пока роль шамана не оспаривалась, он сам и его род наслаждались всеми преимуществами власти. Если же действия шамана были не только позитивными, но еще и освященными особым ритуалом, то они способствовали укреплению и процветанию общества. Биологические преимущества института колдовства очевидны.

А вот охота на ведьм, то есть противоположность колдовству, — гораздо более загадочное явление, представляющее собой интересную проблему для теоретического исследования. Почему люди время от времени объявляют о том, что на них или на общество в целом наведена порча, и ищут в своих соседях злонамеренную сверхъестественную силу? Экзорцизм и инквизиция — явления настолько же сложные и мощные, как и сама магия, но даже здесь мотивация уходит корнями в корыстные интересы отдельных индивидов. Настоящая эпидемия охоты на ведьм в эпоху Тюдоров и Стюартов в Англии задокументирована наилучшим образом. До этого периода (1560—1680) католическая церковь предлагала гражданам хорошо организованную систему ритуальной защиты от злых духов и проклятий. То есть фактически сама практиковала позитивное колдовство. Реформация лишила граждан психологической защиты. Протестантские священники отрицали старые религиозные ритуалы, но при этом подтверждали существование черной магии. Лишенные ритуальной защиты люди, на которых была наведена порча, сами искали тех ведьм, которые это сделали, публично их обвиняли и требовали смерти.

Изучение судебных документов показывает, что у казней и преследования была более глубокая мотивация. Обычно обвинитель отказывал бедной женщине, которая просила еды или милостыни. После этого в его жизни происходило несчастье — неурожай или смерть в семье. Обвиняя нищенку, он преследовал сразу две цели. Во-первых, он прямо действовал против того, что искренне считал причиной своих несчастий. В этих действиях прослеживается определенная логика — все знали, что ведьмы ведут себя странно и вмешиваются в дела других людей. Второй мотив более тонок, и понять его гораздо сложнее. Вот что пишет Томас: