Сергей Переслегин - Опасная бритва Оккама

Поэтому воевать можно хорошо и плохо, способствуя развитию общества или препятствуя ему. Можно воевать разрушая, можно воевать созидая, и человеческая история полна примерами и тех, и других войн.

Этика войны не отличается от любой этики, претендующей на общечеловеческий характер. Смешно учить через две тысячи лет после Христа, что нехорошо расстреливать заложников или разрушать неприятельские города. Странно через две с половиной тысячи лет после Сунь–цзы объяснять, что, поскольку « война любит победу и не любит продолжительности », быстро проиграть антагонистический конфликт зачастую полезнее, чем медленно и мучительно его выигрывать. Но чтобы принять последнее, надо научиться рассматривать войну через призму карнавальности, то есть не вполне серьезно относиться к ней и ее итогам. Да, на войне погибают люди. В том числе — мирные жители, никакого отношения не имеющие ни к войне, ни к управлению социосистемами, ни даже к развитию. Да, война есть неприкрытое, разрешенное и предписываемое насилие, в этом содержание данного социального института. Однако, как правильно отмечал еще Воланд, человек смертен и, более того, внезапно смертен. Понимание этого обстоятельства не должно лишать нас чувства юмора.

Вы можете вспомнить, когда закончилась Тридцатилетняя война и каковы были ее итоги? Каких территорий лишилась Германия по Версальскому договору? В чем содержание Вашингтонских военно–морских соглашений? Кто выиграл битву при Сольферино? Сервантес потерял руку в бою при Лепанто, чем закончилась эта битва [330]? Если вы можете ответить на эти вопросы, ваша осведомленность в военной истории много выше среднестатистической. Если эти войны и сражения до сих вызывают у вас сильные эмоции (грубо говоря, вам не все равно, кто одержал победу, кто потерпел поражение и в чьих руках остается «устье Тары»), вы, скорее всего, знакомы с одной из техник активизации исторического сопереживания.

Как правило, люди помнят только последнюю войну, а судьбоносной считают назревающую, но еще не наступившую. И только к этим двум войнам они относятся с леденящей душу серьезностью. А к остальным никак не относятся. Забывают. И потому шаг за шагом и век за веком повторяют одни и те же ошибки.

Война на моем столе столь же реальна, как и война на экране моего телевизора. А для игроков даже более реальна: ведь они ее участники, а не зрители. Причем привилегированные участники. Лица, принимающие решения.

Им, игрокам, предоставляется возможность сначала повторить все промахи, которые имели место в Текущей Реальности, а затем сделать свои собственные ошибки, чтобы, накопив опыт и инсталлировав собственные уникальные техники, научиться не ошибаться. И, следовательно, обрести умение решать любые стратегические задачи в любых условиях и с любыми начальными данными. Выигрывать за Максимилиана фон Шпее бой у Фолкленских островов. Сводить к неопределенному миру Тихоокеанскую войну 1941–1945 гг. Водружать не позднее середины 1915 года русское знамя над Константинополем. Военное искусство все это позволяет: оно ведь сродни театру и имеет значительную трансцендентную составляющую.

Будем называть «чудом» всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от нормального, что это не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Чудо свидетельствует, что виртуальные факторы оказались весомее реальных, субъективные значимее объективных. Как правило, оно означает также, что одна из сторон овладела искусством безошибочных действий и научилась управлять вероятностями событий.

Военная история повторяет общечеловеческую историю. Время тоталитарных войн с их миллионными армиями, миллионными жертвами и элементарными «одноходовыми» ошибками прошло и более не вернется. В наступающей эпохе постиндустриализма устойчивость социосистемы (и вместе с тем интересы частных систем: государств, конфессий, транснациональных корпораций и т. п.) будут обеспечивать совсем другие войны, изначально построенные на «стратегии чуда» и тактике безошибочных действий.

Речь идет о террористических АТ-войнах.

Группа, которую не нужно сохранять после совершения террористического акта, практически неуловима. Ни Соединенные Штаты Америки с их двенадцатью атомными авианосцами, ни Советский Союз эпохи Сталина, ни современный Китай, ни Израиль не в состоянии перехватить подобную группу раньше, чем она нанесет удар. И уж тем более не сможет сделать это сегодняшняя Россия.

Это означает, что война, как социосистемное явление, неминуемо придет в каждый дом, а события «Норд — Оста» станут одним из обычных страховых рисков. И к этому придется отнестись как к данности. Не только аристократия платит налог кровью. Демократическое большинство — тоже.

Лиц, готовых на смерть за свои убеждения или за то, что их приучили называть своими убеждениями, в мире довольно много. Широкое использование фанатиков затрудняет лишь их полная неуправляемость. Не случайно ассасины горного старца были «штучной работой» и воспитывались в абсолютной преданности повелителю. В противном случае они были бы опасны прежде всего для своих «работодателей».

Препятствует массовому террору и то обстоятельство, что потенциальные самоубийцы за редким исключением — никуда не годный человеческий материал, не способный ни вести переговоры, ни создать сколько–нибудь сложный план, ни творчески претворить его в жизнь. В своем абсолютном большинстве — это роботы, способные выполнять простейшие команды. Ни на что иное они не претендуют, да и дорого готовить интеллектуалов из заведомых «агентов смерти».

Однако современная «фабрика мысли» способна создать алгоритм, раскладывающий сложнейший террористический акт вроде уничтожения ВТЦ на простейшие команды. Достаточно опытный военный штаб в состоянии управлять террористами в реальном масштабе времени, координируя действия разнородных групп и поддерживая «рамку» единого плана. Наконец, «совершенный стратег», овладевший техникой управления вероятностями, может подчинить себе любых фанатиков, гарантировать их управляемость. Вырисовывается облик «войны будущего» (довольно близкого): террористические группы, действующие в глубоком тылу противника и направляемые интеллектуалами–аналитиками, высшими транспрофессионалами, объединенными в «фабрики мысли».

Такой АТ-стратегии, вновь, как в глубокой древности низводящей войну с уровня государства на уровень отдельного гражданина, смогут противостоять только такие же АТ-группы.