Сергей Переслегин - Опасная бритва Оккама

2. Каспийск, 9 мая 2002 г.Взрыв по время парада, посвященного Дню Победы, привел к гибели сорока человек. Смертники не использовались, целью акции был военный парад. Точечная операция была рассчитана на информационный эффект и его достигла.

3. «Норд — Ост», 25–27 октября 2002 г.Захват большой группы заложников, принадлежащих к государственной элите. Использовались смертники. Операция блестяще спланирована. Первый этап завершился полным успехом, в дальнейшем террористы утратили всякий контроль над развитием ситуации. Переговоры с их стороны практически не велись, сколько–нибудь осмысленных требований не выдвигалось. Отношение к заложникам жестокое. При штурме террористы уничтожены, большое количество жертв среди заложников. Общественное мнение, безусловно, осуждает террористов. Цель, она и была, не достигнута.

4. 9 мая 2004 г.Убийство А. Кадырова в Грозном. Успешный точечный террористический акт с явным оттенком личной мести. Смертники не использовались.

5. 24 августа 2004 г.Взрыв двух самолетов в воздухе с гибелью пассажиров и экипажа. По одним данным террористический акт совершен смертницами, по другим — наземными службами (однако смертницы дали команду на взрыв с мобильных телефонов). Требований не выдвигалось, переговоры не велись, ответственность за теракт никто не взял.

6. Беслан, 1–3 сентября 2004 г.Прекрасно подготовленный захват школы с более чем тысячей заложников, включая детей. Среди террористов есть смертники. Полное отсутствие переговоров и осмысленных требований. Отношение к заложникам крайне жестокое, сравнимое с худшими преступлениями гитлеровцев. Результат: погибло много заложников, террористическая группа уничтожена.

Не правда ли, четко просматривается два тренда? Первый составляют теракты с четко выраженной целью, ограниченные по цели и жертвам и вписывающиеся в какую–никакую, но стратегию за Чечню. В этом ряду нет или почти нет терактов с использованием смертников. Второй составляют «Норд — Ост» и Беслан — масштабные, «зрелищные», жестокие и совершенно бессмысленные с точки зрения интересов «официального Заказчика» акции. В этот же ряд вписывается самый грандиозный террористический акт «нового поколения» — Башни–близнецы.

События в Беслане показательны.

Прежде всего отметим, что не все террористы, организовавшие убийство детей в Беслане, были смертниками. Некоторая их часть предполагала уйти по открытому коридору. Но в таком случае жизнь заложников была для террористов драгоценна. Они не могли не понимать, что если хоть один ребенок погибнет, осетины — жители Беслана будут искать их на любом краю земли. Рано или поздно найдут, и преступник очень пожалеет, что ударился в бега, вместо того чтобы погибнуть в перестрелке с федеральными войсками.

Для чеченцев этот террористический акт означает «потерю лица» во всех западных СМИ (которые, может быть, и не любят Россию, но жестокости по отношению к детям не приемлют), расширение конфликта на Северном Кавказе с легко прогнозируемой войной всех против всех и вечную ненависть осетинов. Трудно было найти более неподходящую цель, нежели Беслан! Поневоле возникает ощущение, что эту акцию спланировали люди, очень далекие от Кавказа, его традиций и его проблем.

И в Нью — Йорке, и в Беслане, и на Дубровке непосредственные исполнители были полностью уничтожены. Что происходило в небе Америки, мы не знаем и никогда не узнаем. Но в Беслане и Москве исполнители явно ожидали, но не получили каких–то советов или приказов — потому и не вели переговоры с властями и не выдвигали внятных требований.

Налицо нарушение взаимодействия террористической и аналитической групп. Во время штурма «Норд — Оста» я полагал, что эту связь удалось прервать. Сейчас я склонен считать, что аналитики просто завершили свою часть операции, дальнейшее ее течение их не интересовало.

И тогда возникает версия Нью — Йорка, Москвы и Беслана, гораздо более страшная, нежели официальная.

Нет террориста № 1, вечного врага США. Нет чеченцев, пытающихся отомстить России за свою якобы поруганную Родину. Нет (пока!) даже «войны цивилизаций». Есть полевые испытания АТ-групп, оружия XXI века. И где–то есть испытатели этого оружия, аналитики с европейским мышлением.

Обычно, когда мне приходилось высказывать свое мнение о текущей военной реформе, я говорил, что бессмысленно обсуждать этот вопрос в абстрактном ключе. «Вооруженные силы создаются для вполне определенной войны с данным конкретным противником. Назвать противника и оценить характер будущей войны должно политическое руководство. Пока этого не сделано, пока не задана типология конфликтов и не определены национальные цели и приоритеты, нельзя оценить состояние вооруженных сил и наметить пути их развития. Совершенно очевидно, что для решения военно–полицейских задач в Чечне нужна одна армия, для укрепления политического присутствия в СНГ — другая, для защиты интересов России в региональных и макрорегиональных конфликтах — третья, а для участия в решении мировых проблем — четвертая».

Все это правильно, однако очень похоже, что времени на длительные дискуссии у нас не осталось. Во второй половине 2008 года закончился период неустойчивого международного равновесия и мир вступил в предкризисный этап, который вполне может завершиться большой войной.

Еще два–три года назад мысль о возможности войны значительного масштаба между значимыми в военном, политическом и экономическом отношении государствами воспринималась журналистами, экспертами и политиками как неумная шутка. Исключение, конечно, делалось для США: молчаливо предполагалось, что страна–гегемон вправе предпринимать военно–полицейские операции против любого государства, не принадлежащего к G8, но разве же это война?

Сейчас ситуация изменилась. Начиная с 2007 года угроза войны отчетливо диагностируется в позиции СМИ и в общественном мнении. Осетинский конфликт 2008 года продемонстрировал, насколько незначительным и бессмысленным может быть повод для конфронтации великих держав.

Поворот в общественном сознании произошел. Война сначала стала мыслимой, затем возможной. Сейчас она становится вероятной и, более того, допустимой. Очень скоро, по крайней мере для некоторых стран, она станет желательной и неизбежной.

Связано это, во–первых, с тем очевидным фактом, что мир сошел с рельс устойчивого развития и, следовательно, положение «золотого миллиарда» отныне не обеспечено даже на одно поколение вперед. В результате крупнейшие аналитики Запада всерьез заговорили о неизбежности борьбы за ресурсы, причем дефицитными оказались не только углеводороды, но и металлы, пресная вода, в некоторых прогнозах — даже продовольствие. И сразу же взоры цивилизованного мирового сообщества (того самого «золотого миллиарда») обращаются к Сибири, ресурсы которой, по их мнению, «должны принадлежать всему человечеству».