Внутренний СССР - Революция неизбежна. Или?

Именно разработанный нашими мастерами пулемёт Максима обр.1910 года стал тем самым Максимом, который был принят на вооружение практически всех стран мира. В каждой стране Максим имел некоторые технологические отличия и своё имя, но за лицензию на его производство платили Х.С.Максиму, а труд русских мастеров сделавших пулемёт Максима пулемётом, так и остался не оценённым, причём не только материально.

Почему так происходило можно понять на примере того, как была принята на вооружение винтовка Мосина. В 1890 году был проведён конкурс на винтовку для русской армии. В финал вышли две системы магазинных винтовок — отечественная, разработки капитана С.И.Мосина, и бельгийская, разработки Леона Нагана4. Конкурсные образцы винтовки Мосина были изготовлены в полукустарных условиях опытно-промышленного производства, фактически это были рядовые опытные образцы оружия, находящегося на самой ранней стадии доводки, даже внешне выглядели хуже изготовленных на заводе винтовок Нагана. Но в ходе испытаний преимущество русской винтовки, было настолько огромным и очевидным, что по результатам испытаний в 1891 году на вооружение была принята именно винтовка Мосина, получившая название «Русская трёхлинейная винтовка образца 1891 года». Это был первый случай, когда оружие было названо не именем его создателя. Причём первоначально слово «русская» в названии отсутствовало — царь Александр III лично вычеркнул это слово из названия, при принятии на вооружение. Так царь и его чиновники стыдились, что такое замечательное оружие и вдруг это не плод ума иностранца.

Характерно и то, что когда в марте 1891 г. конкурсная Комиссия принимала решение, чью винтовку принять на вооружение, за Мосина голосовало 10 человек, за Нагана — 14, но при этом два из них заявили, что производство винтовки Мосина будет легче и дешевле. Голос председателя решил вопрос в пользу Мосина. Его поддержал своим авторитетом известный оружейник В.Л.Чебышев. Указав, что винтовка Нагана дала на стрельбах 557 задержек, а винтовка Мосина — только 2175, он признал её «громадные преимущества перед системой Нагана». Эти громадные преимущества заключались в том, что Мосин, при конструировании винтовки, сумел найти простые и целесообразные решения сложнейших технических задач, что блестяще проявилось в конструкции затвора, который не имел винтов и разбирался без отвёртки, а также в отсечке, обеспечившей правильную подачу патронов. Уже только одним этим винтовка Мосина явно превосходила все современные ей иностранные винтовки.

Это сразу же поняли и оценили за границей. Уже этой же весной 1891 г. военный атташе США, «принимая на себя все могущие быть расходы», просил Мосина предоставить ему образец винтовки, что «будет очень выгодно обоим». Мосин оставил письмо без ответа. И это был не первый случай, когда иностранцы признавали талант и первенство русского оружейника. А когда Мосин в 1880-х работал над доработкой винтовки Бердана в магазинную, сведения о его работах проникли за границу. Фирма Рихтер в Париже предложила ему 600 тысяч франков за право использовать его магазин для французской винтовки. Так в первый раз, но не в последний, мастерство русского конструктора получило признание на «просвещённом» Западе. Мосин, отказался от предложения. Для него быть патриотом России было выше любых денег.

Но каким патриотом был царь Александр III, который при награждении конкурсантов Мосину выплатил 30 000 рублей, — только возместив затраченные Мосиным личные средства на разработку винтовки6, в то время как Нагану, которому по условиям конкурса вообще выплат не полагалось, заплатили 200 000 рублей, только за участие, мол, перед заграницей неудобно, что русский оказался умнее7. Именно этим неудобством перед заграницей объясняется то, что вместо пластинчатой обоймы разработанной Мосиным, комиссия приняла решение внедрить коробчатую обойму системы Нагана. А ведь Мосин разработал пластинчатую обойму на 8 лет раньше Маузера, запатентовавшего это «изобретение», которое заменило коробчатую обойму во всём мире.

Почему же так происходило? Дело в том, что всё определяло мировоззрение российского, то бишь царского чиновника. Чиновниками же становились в своей массе люди после службы в гвардии. Русская гвардия после 1825 года (восстания декабристов) — уникальное явление — не воевала 3. Гвардия была кузницей управленческих кадров, где формировались практические навыки в управлении государством, где окончательно формировалось мировоззрение будущих государственных чиновников. А оно было «элитарным» и хорошо описано в трудах классиков, например, Льва Толстого. Круг интересов офицеров гвардии был чётко очерчен — уставы, фрунт, лошади, спорт, балы, женщины (начиная с высокопоставленных дам и кончая проститутками), карты и вино. По свидетельству И.Бобеля, сослуживца будущего маршала Финляндии К.Г.Э.Маннергейма, кавалергард того времени «.. .смотрел на жизнь, как на майский луг, по которому бродили женщины и кони.».

Граф Алексей Вронский из «Анны Карениной» характерный пример гвардейца. К нему можно испытывать симпатию, как к человеку, но какой из него управленец? Чему он научился в гвардии?8 Но это литературный герой, причём весьма не худший, а есть и документальные свидетельства о нравах, царивших в гвардии.

Так, в 1912 г. в Берлине вышла книга В.П.Обнинского «Последний самодержец. Очерк жизни и царствования императора России Николая II». (Переиздана в РФ в 1992 г.). В этой книге дан первый — ещё прижизненный анализ личности, семейного окружения и самодержавного правления Николая II. Кроме того, в ней затронуты актуальные вопросы внутренней и внешней политики России царствования Николая II в период 1894-1911 гг.. В частности там есть такой отрывок: «Пили зачастую целыми днями, допиваясь к вечеру до галлюцинаций. Иные из них становились как бы привычными, так что прислуга офицерского клуба начинала приспособляться к странному поведению господ. Так, нередко великому князю и разделявшим с ним компанию гусарам начинало казаться, что они не люди, а волки. Все раздевались тогда донага и выбегали на улицу, в ночные часы в Царском Селе обычно пустынную. Там садились они на задние ноги (передние заменяли руками), подымали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и вся стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языками вино, визжала и кусалась. Сцена подобного рода становилось тотчас же достоянием городской молвы — в маленьком гарнизоне ничего не скроешь, — но никто не предавался напрасному негодованию, ибо нравы Царскосельского общества немногим отличались от гусарского уровня».