Михаил Заборов - История крестовых походов в документах и материалах

Собственно говоря, лишь из сочинений арабских историков, в том числе и Ибн ал-Асира, мы в состоянии составить себе более или менее верное представление о действительных причинах неожиданного перелома в ходе борьбы за Антиохию в июне 1098 г. По мнению латинских авторов, крестоносцы были обязаны своей победе над мосульским атабегом Кербогой, блокировавшим их в Антиохии, чуду: от невзгод их спасло «святое копье»; помощь и на этот раз, как всегда, пришла от бога. Иначе объясняют причины разгрома мусульманской армии, почти три недели осаждавшей крестоносцев в Антиохии, арабские историки.

Ибн ал-Асир подробно рассказывает о распрях, происходивших в лагере Кербоги, под знаменем которого собралось разнокалиберное войско князьков Северной Сирии. «Кербога, — читаем мы у этого автора, — плохо обходился с мусульманами, которые состояли под его командованием»; он высокомерно обращался с эмирами, «будучи уверен в том, что они станут безоговорочно подчиняться ему; но эмиры были очень раздражены [всем этим]; только они скрывали свое недовольство, ожидая дня битвы и намереваясь покинуть Кербогу в решительный момент», что и было ими выполнено.

Еще более конкретное представление о положении дел в мусульманском лагере во время осады Антиохии Кербогой дает Кемаль ад-Дин из Халеба — младший современник Ибн ал-Асира. В своей хронике Кемаль ад-Дин детально повествует о том, как в дни борьбы с франками, окруженными в Антиохии, к Кербоге явились посланцы от султана Рудвана Халебского. Их прибытие возбудило подозрения у союзника Кербоги, дамасского эмира Дукака; вслед за тем «вспыхнуло несогласие между турками и арабами», и из войск осаждавших город началось дезертирство недовольных, а в конце концов «эмиры полностью разошлись друг с другом» и победа досталась франкам. «Кербога остался один со своим войском... сжег палатки и бежал в Халеб».

Таким образом, арабские историки раскрывают вообще неизвестные западным авторам реальные обстоятельства, обеспечившие победу франков: раздоры сельджукских командиров, отражавшие вражду Мосула с другими мусульманскими княжествами.

При попытках выяснить степень достоверности изображения отдельных фактов крестовых походов в современной им литературе подобные сопоставления весьма поучительны: в очень многих случаях они позволяют отдать предпочтение восточным историкам.

Достоинства сочинений арабских, сирийских, греческих авторов в сравнении с латинскими приходится констатировать и тогда, когда мы обратимся от отдельных фактов и событий к сюжетам более или менее широкого плана. Так, историк, который попытается, например, разобраться в социально-экономических отношениях, сложившихся в государствах крестоносцев, и попробует при этом воспользоваться материалами хроник Фульхерия Шартрского или Альберта Аахенского, Гийома Тирского или Жака Витрийского, столкнется с одной поразительной на первый взгляд особенностью их повествований. Уделяя очень много места событиям военно-политической, дипломатической, церковной, матримониальной истории Латино-Иерусалимского королевства, они сравнительно скудно освещают явления, характеризующие повседневную экономическую жизнь и социальный строй франкского Востока.

Лишь изредка мы встретим скупые сообщения о том, скажем, как в 1125 г. — об этом пишет Фульхерий Шартрский — «сарацинские землепашцы (в районе Бейрута и Сайды. — М. З. ) не захотели платить податей» и местный сеньор Готье I силой заставил их повиноваться, или данные о том, как сельское население, ненавидевшее своих господ с Запада (о чем, впрочем, хронисты умалчивают), поддерживало внешних врагов Иерусалимского королевства — мусульманские государства Сирии и Египта во время их войн против франков. Фульхерий Шартрский и Гийом Тирский упоминают, к примеру, что в 1113 г. после неудачи рыцарей в битве с египтянами у Син ал-Набра крестьяне Самарии опустошили город Набулус (Наплузу), т. е. местное население пользовалось успехами турок и арабов для нанесения всяческого вреда своим франкским сеньорам. У Жака де Витри бегло отмечается, что местные жители передавали в стан противника этих феодалов сведения, касавшиеся военных секретов.

Однако латинские хронисты предпочитали распространяться на иные темы: о воинских доблестях и примерном благочестии тех или других сеньоров, о христианских добродетелях или, напротив, неугодном богу обмирщении какого-нибудь епископа, о войнах и договорах, семейных событиях при дворах королей и графов и пр. Известия о той напряженной атмосфере, которая царила во франкских государствах, раздиравшихся острыми социальными противоречиями, имеют весьма отрывочный характер и приводятся крайне редко. Тот, кто заинтересуется этим кругом вопросов, должен будет принимать в расчет даже самые скромные, единичные намеки, рассеянные в летописях названных и других писателей XII—XIII вв. Таково, например, характерное по своему озлобленному тону признание Гийома Тирского, что сирийцы были для франков опаснее чумы (букв.: «Никакая чума не представляет большей угрозы, чем близкий враг»).

Факты, раскрывающие экономические и социальные последствия крестовых походов для коренного населения ближневосточных стран, со значительно большими полнотой и вниманием, гораздо детальнее и обстоятельнее описывали арабские, сирийские, греческие и другие восточные авторы. Им, собственно говоря, нечего было утаивать от своего читателя. По наблюдательности и знанию действительного положения вещей они не уступали латинским летописцам, а подчас и превосходили их. Отношение к франкам делало историческое зрение этих писателей более острым, открывая им такие стороны жизни франкского Востока, которых западные летописцы едва касались, либо не видя их, либо — чаще — не желая замечать или, во всяком случае, не считая нужным сообщать о них читателю.

Действительно, только у арабского путешественника конца XII в. Ибн Джубайра мы найдем, например, описание тех тяжких налогов (от одной трети до половины урожая зерна, половина сбора винограда, поголовный налог в один динар и пять киратов), которые сельское население повсюду обязано было выплачивать новым господам: «...эти условия действовали на всем сирийском побережье, занятом франками, во всех деревнях и местечках, населенных мусульманами».

Что же касается социальных отношений вообще и истории социальных конфликтов в государствах крестоносцев в особенности, то, пожалуй, наиболее насыщена в этом плане знаменитая «Книга назидания» Усамы ибн Мункыза (1095—1188). Писатель прожил богатую событиями жизнь. Занимая видное положение при дворах сирийских и египетских правителей, много путешествуя, непосредственно участвуя в исторических делах своего времени — посольствах, войнах и т. д., зорко наблюдая повседневные будни франкского и мусульманского Востока, он к тому же близко соприкасался с крестоносцами. Едва ли в каком-нибудь другом сочинении того времени можно обнаружить такое обилие конкретных сведений по социальной истории эпохи владычества крестоносцев в Сирии и Палестине. В красочных, выразительных и вместе с тем очень реалистичных рассказах Усамы ибн Мункыза, полных запоминающихся, чисто будничных деталей, содержатся ценнейшие данные об общественно-политических порядках, положении и взаимоотношениях различных слоев населения в государствах франков. Примеров того, сколь острыми были социальные противоречия и многообразными столкновения угнетенных и угнетателей во франкских государствах, в сочинении Усамы ибн Мункыза едва ли не больше, чем во всех латинских хрониках, вместе взятых.