Михаил Заборов - История крестовых походов в документах и материалах

Вслед за тем Боэмунд начал каждодневными обращениями вкрадчиво просить своего друга об исполнении желаемого, сладкоречиво, в таких словах суля ему всяческие уступки и всевозможные блага: «Уж время, настал подходящий миг, когда мы сможем содеять задуманное доброе дело; пусть только мой друг Фируз теперь окажет мне свою помощь». И тот, весьма обрадованный, сообщил, что во всем пособит ему, как и должен. И на следующую ночь он тайно отправил к Боэмунду сына своего заложником, чтобы тот был полностью уверен, что [наверняка] откроет ему вход в город, и, [кроме того], на словах передал ему следующее: «Пусть завтра [144] В ночь со 2 на 3 июня. поднимет всю рать франков и устроит [так], будто [она] отправляется опустошить землю сарацин [145] Имеется в виду территория на юго-восток от Антиохии. , а затем пусть быстро поворачивает назад, перевалив через гору справа» [146] «Гора справа» (по отношению к лагерю крестоносцев), т. е. к западу от города: именно там находились башни, над которыми начальствовал Фируз. . «А я, — передавал Фируз, — уж буду внимательно следить за [прибытием] рати и впущу ее через башни, что находятся под моим начальством и стражей».

Тогда Боэмунд распорядился, чтобы к нему явился один из его пехотинцев по прозвищу Дурная башка и приказал ему, чтобы он, как герой, поднял великую рать франков, дабы она приготовилась надлежащим образом к походу на самую землю сарацинскую; так и было содеяно. И [тогда] Боэмунд раскрыл свое намерение герцогу Готфриду и графу Фландрскому, а также графу Сен-Жиллю и епископу Пюи, сказав [им]: «Ежели милосердие господне пребудет с нами, Антиохия этою [же] ночью перейдет к нам».

Наконец, все налажено было таким порядком: рыцари заняли равнину, пешие — гору; всю ночь до самой зари [147] В этих местах солнце всходит в 4 ч. 30 мин. утра; таким образом крестоносцы начали подниматься на стены около четырех часов в ночь на 3 июня. они передвигались пешими и верхом, а затем стали приближаться к [тем] башням, чей страж неусыпно бодрствовал. Тут Боэмунд соскочил с коня и во всеуслышание приказал: «Идите без страха и в счастливом согласии и взбирайтесь по лестнице в Антиохию, которую, коли богу будет угодно, мы [сами] скоро примем под свою охрану». И они подошли к лестнице, которая уже была поставлена и прочно-напрочно прикреплена к городской стене, и около 60 человек из наших поднялись по ней и разделились по башням, которые тот охранял. Увидав, что наших взобралось так мало, Фируз стал высказывать неудовольствие, боясь, как бы сам он и наши не попались в руки турок: «Микро франкос эхоме» [148] Искаженные греческие слова (в рукописи хроники начертаны по-гречески). См. прим. 1 к стр. 994. . [«Мало у нас франков»], — воскликнул он. — «Где этот яростный Боэмунд? Где этот непобедимый воин?» В тот же миг некий пехотинец-лангобард [149] Лангобардами автор хроники именует своих земляков, т. е. южноитальянских норманнов. спустился вниз и поспешил к Боэмунду: «Что ты стоишь здесь, о, мудрый муж? — сказал он [ему]. — Для чего явился сюда? Мы овладели уже тремя башнями!» Побужденный этими словами, он [Боэмунд] присоединился к остальным, и все, торжествуя, достигли лестницы.

Завидев [их], те, кто уже были в башнях, стали радостными голосами испускать клич: «Бог так хочет!» Мы [сами] также восклицали [эти слова]. Тогда начали они дивно взбираться туда; поднявшись наверх, поспешали к другим башням; кого обнаруживали там, предавали смерти, убили также Фирузова брата. Тем временем лестница, по которой происходил наш подъем, сломалась, отчего у наших возникла страшная тревога и печаль. Но хотя лестница была сломана, однако, поблизости от нас, с левой стороны, находились запертые воротца, которые кое-кому оставались незаметными: ведь была еще ночь; действуя на ощупь, мы в конце концов отыскали эти ворота, и все устремились к ним: взломав их, мы ворвались через них [в город] [150] Здесь, как и несколькими строками выше, хронист ведет рассказ от первого лица; очевидно, он сам участвовал в описываемых событиях. .

И тогда по всему городу раздался дивный гул. Боэмунд не терял времени, он приказал водрузить свое достославное знамя на возвышенности, прямо напротив крепости [151] Речь идет об антиохийской крепости, расположенной у наиболее возвышенной части городских стен, на склонах горы Сильпиус (Кассий). Этой цитаделью крестоносцы так и не сумели тогда овладеть. ; и все в городе тоже поднимали шум. Когда занялся день, те, кто еще оставались до того в [своих] палатках, услыхали [эти] все более нараставшие звуки, и, торопясь, повыскакивали [из палаток] и увидели знамя Боэмунда, развевавшееся на вершине горы, и, поспешая, двинулись все и вошли через ворота в город и принялись истреблять турок и сарацин, которые попадались им навстречу, за исключением тех, которые сумели укрыться наверху, в крепости; а иные из турок выбирались через ворота, и, пускаясь в бегство, ускользали невредимыми.

Кассиан [152] Кассианом хронист называет сельджукского эмира, правившего в Антиохии, — Яги-Сиана. же, их сеньор, тоже кинулся наутек со многими остальными, кто был при нем, и, удирая, попал в землю Танкреда [153] «Земля Танкреда» — район к западу от антиохийских стен, контролировавшийся с начала апреля 1098 г. рыцарем Танкредом, двоюродным братом и ближайшим споспешником Боэмунда Тарентского. Танкред начальствовал здесь над укреплением, сооруженным крестоносцами близ монастыри св. Георгия (обитель была расположена на западном склоне горы Сильпиус), на левом берегу Оронта. , невдалеке от города. И так как кони их устали, они подались в некую деревушку и укрылись было в одном доме. Но Кассиана узнали жители этой горы, то есть сирийцы и армяне, и тотчас схватили его и отрубили ему голову и принесли Боэмунду, чтобы тем самым заслужить себе свободу. А пояс [от его меча] и ножны были проданы за 60 безантов [154] «Безант» — греческая золотая монета (от слова «Византия») номисма (4,5 г.). В других местах хроники автор приводит стоимость «безанта» в западных денежных единицах — денариях (15 денариев за одну номисму). .

Все это совершилось по наступлении третьего дня июня месяца... И все площади города были забиты телами мертвецов, так что никто не мог находиться там из-за сильного зловония; никто не мог пройти по улицам иначе, как по трупам.

Gesta Francorum et aliorum Hierosolymilanorum. — Histoire anonyme de la premiere croisade. Ed. L. Brehier. Paris, 1924, p. 100—110.