Кеннет Андерсон - Чёрная пантера из Шиванипали

Около часа ночи мы доставили тигра на станцию. Я вслед положить тушу в конце платформы окало железной ограды. При свете фонарей и моей запасной лампы, которую держал Джозеф, я сам начал свежевать убитое животное, так как выяснилось, что объездчики этого не умеют. Я был совершенно поглощен своим делом, когда на станции остановился поезд.

Все, кто в нем находился — пассажиры, проводники, машинист, — высыпали на платформу и, чтобы лучше видеть, образовали около меня огромный круг. В ту ночь я имел большой успех. Поезд задержался на станции больше чем на пятнадцать минут сверх расписания, но железнодорожники не возражали. Ведь даже в Индии не часто увидишь, как глубокой ночью на железнодорожной платформе сдирают шкуру с колоссального тигра.

На следующий день я отдыхал, а начальник станции передал весть об убийстве людоеда на соседние станции. Все ликовали. Только я не испытывал удовлетворения и решил задержаться еще на неделю. Меня не оставляло странное предчувствие, что людоед жив и очень скоро даст о себе знать. Поскольку я рассчитывал провести здесь месяц и уже привязал приманки, лучше было оставаться на месте, чем возвращаться в Бангалур, а затем снова приезжать и начинать все сызнова.

Прошло четыре дня. И вдруг из Газулапали пришло сообщение, что тигр убил молодую жену Балы.

Хищник действовал точно по расписанию.

Джозеф в то время уже вернулся в Дигувамету. Отправив в Баласубраманиаму телеграмму, чтобы он задержал Балу на станции, я сел в дрезину, так как поезд шел нескоро, и, подталкиваемый дрезинщиками, отправился в Газулапали.

Дорога заняла немногим более полутора часов. В ожидании меня Бала сидел в углу платформы и неслышно плакал. Рядом стояли опечаленные Балаcубраманиам, Али Бег и Кришнаппа.

Трагичный рассказ молодого ченчу был немногословен. Узнав, что я убил в Челаме людоеда, он решил, что опасность миновала, и вернулся с семьей в свою хижину. На следующий день его жена, проснувшись, переложила малыша к нему и вышла по нужде. Через минуту он услышал ее слабый крик. Поняв, что случилось нечто ужасное, он схватил топор и выбежал из хижины, но вокруг никого не. было.

Еще не совсем рассвело, и Бала не мог обнаружить никаких признаков несчастья. Он позвал жену, но не получил ответа. Как безумный бросился он за дом, куда она обычно ходила. Снова никого.

Трава еще была сырой от обильной ночной росы, и, как только стала светлее, Бала различил на ней две борозды, уходившие в джунгли. Он понял, что они проложены двумя тяжелыми телами — тигра и его жертвы, которую тот нес в зубах.

И тут Бала поступил очень храбро и очень неосторожно: один, вооруженный только маленьким топором, он кинулся по следу.

Становилось все светлее, и через несколько фарлангов Бала обнаружил первый кровавый след в том месте, где тигр положил свою ношу среди мокрых от росы кустов, чтобы перехватить ее поудобнее. Теперь идти по следу было легче, и Бала догнал тигра, когда тот у подножия старого, высохшего дерева собирался приступить к кровавой трапезе.

Людоед увидел охотника и зарычал. Еще секунда и он напал бы на ченчу. Но при виде растерзанной жены Бала пришел в неистовство. Им овладел какой-то демон безрассудства и храбрости, и, пылая ненавистью, он, размахивая топором, бросился на тигра.

Я уже говорил вам, что людоедам присуща странная трусость: они редко отваживаются на прямую контратаку. В то утро людоед из Челамы доказал, что не является исключением. Он колебался, пока юный ченчу не оказался рядом с ним, и тогда пустился наутек.

К счастью, благоразумие вернулось к Бале. Если бы он стал и дальше преследовать тигра, тот, преодолев страх, мог бы перейти в наступление и уничтожить его. Бала схватил тело жены и побежал обратно к хижине.

Слушая эту безыскусную историю, я проникся восхищением и гордостью: каких героических сыновей имеет Индия даже среди племен, считающихся отверженными!

Дома Бала не терял времени на слезы. Он постарался получше забаррикадировать дверь в хижину, где положил тело жены, и вместе с матерью, несшей ребенка, поспешил на станцию, чтобы отправить мне сообщение.

Молодой охотник тихо плакал, рассказывая мне о своем горе, а я и не пытался его утешить: ему надо было выплакаться. Слезы были целебным средством матери-природы против страшного нервного напряжения, вызванного утратой, а успокаивать Балу было бесполезно. Я даже не маг подыскать слов утешения в страшном несчастье, которое ворвалось в его только начавшуюся жизнь.

Но Бала плакал не долго. Индийцы врожденные фаталисты. Хотя я не мешал ему горевать и не торопил, через десять минут он встал и заявил, что готов действовать.

У меня уже был глубоко продуманный план, но он требовал огромной жертвы от Балы, и я не решался просить его о ней. Возможно, потому, что мы оба прожили долгие годы в джунглях, нас связывало родство мыслей, и Бала без слов понял меня. Он посмотрел мне в глаза, слегка кивнул головой, и слезы снова заструились у него из глаз.

— Она была моей женой, — перевел его слова Али Бег, — и я любил ее, дораи, но отдам ее тело для приманки, чтобы отомстить за смерть моей любимой и отца.

Было произнесено достаточно слов и потеряно достаточно времени. Я был полон решимости выполнить роль, которую мне доверил этот скромный, но великий по своим душевным качествам человек. Наскоро поев карри из овощей и риса, приготовленное для меня женой заботливого Баласубраманиама, наполнив одну флягу чаем, а другую водой, я в сопровождении объездчиков, несших чарпаи, и Балы отправился к его хижине.

Мертвая женщина являла собой печальное зрелище. Бала прикрыл бедра жены ее единственным сари [35] Сари — традиционные женская одежда в Индии, представляющая собой прямую полосу ткани длиной в несколько метров, которую укладывают складками в виде широкой и длинной юбки, а конец перебрасывают через плечо. . На юном лице было странное выражение покоя. Кровь струйкой стекала из растерзанного бока на грязный пол и капала из горла и груди, засыхая на смуглой коже. Мы с минуту стояли в почтительном молчании, рассматривая растерзанные останки той, которая еще утром была счастливой матерью. Затем я попросил Балу проводить нас к месту, где он увидел тигра.

Солнце давно высушило росу, и тропа, примятая тяжестью людоеда и его жертвы, распрямилась и лишь слегка склонялась, раскачиваясь под легким ветерком. Кровавые следы вскоре привели нас к высохшему дереву, под которым тигр собирался сожрать свою жертву.

Мы шли тихо и не разговаривали, хотя были настороже. Впрочем, нас было четверо — значит, нам фактически почти ничто не угрожало. У подножия дерева мы остановились и осмотрели землю. В этом месте она была твердая, и к тому же ее покрывала короткая сухая трава. Никаких следов не было, да их и не могло быть видно.