Николай Плавильщиков - Гомункулус

Удивительно не это, а то, что без малого через сто лет (еще сто лет!) нашлись люди, поверившие в точность наблюдений Пуше.

— Микроскопические существа самопроизвольно зарождаются в гниющих настоях, — уверяли Пуше и его сторонники.

— Ну да! — возражали противники. — Мало ли зародышей бактерий и других микроорганизмов в ваших настоях! Стерилизуйте их, и тогда посмотрим.

— Стерилизовать? Убивая микробов, мы убьем и то живое вещество, за счет которого происходит возникновение новых организмов. Такие настои мертвы, и ждать от них нечего.

Старая история! Те же слова слышал Спалланцани. Нечто схожее говорил и Примроз о сообщении между желудочками сердца. Буква «р» ставилась на пути подлинного исследователя: «пРоверить» нельзя, можно только «поверить».

Спор обострялся. Он мог бы продолжаться до бесконечности, но Парижской Академии наук надоели все эти споры. Она вынесла свое мудрое решение: объявила конкурс и назначила премию за безусловное разрешение «проклятого вопроса».

«Никакие неясности в постановке опытов не должны затемнять результатов опытов». Этим путем академия рассчитывала избавить себя от рассмотрения всяких вздорных опытов и выслушивания легковесных докладов.

На заседаниях академии снова настала желанная тишина. Старички подремывали, просыпаясь и открывая глаза как раз с последним словом докладчика. И как только слышали привычное: «Наш коллега… сообщит нам о…», снова склоняли головы. Докладчик шамкал, старички дремали. Было хорошо, тихо, уютно…

Яростные спорщики притихли. Они засели по своим лабораториям и работали. Получить премию всякому было лестно.

Кто знает, как долго длился бы покой старичков академиков, если бы их не растормошил, и притом довольно бесцеремонно, Луи Пастер. Он начал угощать их докладом за докладом.

Узнав о конкурсе, Пастер тотчас же принялся за работу.

«Глупцы! Они думают, что если в воздухе не видно микробов, то их там и нет. Как бы не так!»

И Пастер занялся ловлей микробов.

Он продырявил оконную раму в своей лаборатории и вставил в дыру стеклянную трубку. Один конец трубки высовывался наружу, другой торчал в комнате. В трубку был положен кусок ваты. Приладив к трубке насосик, Пастер начал протягивать с его помощью через трубку наружный воздух. Он проходил через трубку, а все, что в нем было, застревало в вате.

Через двадцать четыре часа вата стала заметно грязноватой. Тогда Пастер взял часовое стеклышко, капнул на него воды и опустил в воду ватную пробку из трубки. Затем выжал ватный комочек над другим стеклышком. Проделав эту операцию несколько раз, он смыл с ваты всю прилипшую к ней пыль.

— Ну, посмотрим, что тут есть, — сказал Пастер, взяв капельку воды с часового стеклышка.

Он перенес эту капельку на стеклянную пластинку и пригнулся к микроскопу.

Тут были и споры грибков, и споры плесеней, и микробы, и их споры, и пыль всех сортов, и многое другое.

— Они здесь! — сказал Пастер. — Половина задачи решена.

Теперь он принялся за вторую половину задачи: начал ловить микробов в колбы.

По части кипячения и обеззараживания всяких настоев и бульонов Пастер был большим знатоком. Он налил в колбочку питательного бульона, прокипятил его, потом оттянул горлышко колбы в длинную трубку и запаял кончик. С такой колбой Пастер вышел во двор и там обломил запаянный кончик. Воздух ворвался в колбу и внес в нее микробов и их споры. Тогда Пастер снова запаял колбу.

Попавшие в ловушку микробы вскоре размножились, и на поверхности бульона появились мутные облачка — тучи микробов.

Этого мало. Пастер захотел выяснить: в каком воздухе микробов больше. С колбами в руках он лазил на высокие горы, поднимался даже на ледники Монблана, вяз в болотах, бродил по берегу моря, спотыкался о корни и пни в лесу, основательно изучил парижские помойки. Всюду он открывал и вновь запаивал колбы и вел самый тщательный подсчет уловленным микробам. Добычи было где больше, где меньше, но в общем микробы встречались везде. Только ледники гор оказались очень бедны ими: здесь Пастеру не всегда удавалось заманить в колбу хоть одного-единственного микробика.

Итак, воздух богат микробами.

Тут Пастер вспомнил опыт Гей-Люссака с ртутью. Он повторил его, и в пробирке появились микробы. Пропустил в пробирку прокаленный воздух — та же история.

— Гм… — нахмурился Пастер. — Здесь что-то не так!

Остроумный исследователь разрешил и эту задачу:

— Да они просто прилипают к ртути, а с нее попадают в трубку!

И правда, поверхность ртути была для микробов тем же, чем липкая бумага для мух: они сотнями прилипали к ней.

Луи Пастер (1822–1895).

Пастер взял колбу с прогретым воздухом и прокипяченным настоем. Бросил в нее капельку ртути: раз, два — и появились микробы. Тогда он прокалил и капельку ртути: ни одного микроба в колбе не оказалось.

Тайна опытов Гей-Люссака была раскрыта.

Однако до решения задачи было еще далеко. Мало доказать, что микробы кишат в воздухе, мало доказать, что они прилипают к ртути. Нужно еще доказать, что именно они-то, попадая в колбу из воздуха, и вводят наблюдателя в заблуждение.

«Прогрей воздух, убей в нем микробов — вот самый простой совет».

Нет, совет этот плох. Ведь еще Нидгэм утверждал, что прогретый воздух не годится для жизни, а потому в нем и не может наблюдаться самозарождение. Нужно брать воздух непрогретый, и в то же время…

Колба Пастера.

«Что сделать? Как загородить микробам дорогу в колбу?»

Есть люди, которые умеют давать очень хорошие советы. Пастеру повезло: он встретился именно с таким человеком. Результат встречи — знаменитая «пастеровская колба».

Горлышко этой колбы вытянуто в длинную трубочку, изогнутую на манер шеи лебедя. Воздух проходит через трубочку, но микробы застревают в изгибе. Колба открыта, в нее все время свободно проникает воздух, но ни одного микроба в ней не заводится. Зато стоит лишь обломить длинное горлышко — и в колбе появляются обитатели.

— Видите? — ликовал Пастер. — Видите? Нет самозарождения! Здесь, в колбе, есть все: и питательный бульон, и воздух. Где же ваша производящая сила? Где самозарождение? Покажите мне его.

— Покажем! — вдруг раздалось в ответ.

Это сказал Пуше с приятелями. А приятели его были Жоли и Мюссе, два профессора-натуралиста из Тулузы.

— Мы покажем и докажем…

Пуше, Жоли и Мюссе насовали во все карманы колб (Пуше даже сшил себе особый костюм, состоявший почти из одних карманов) и поехали в горы. Они не пошли на помойки, воздух которых изобилует микробами. Нет, это уж слишком просто.