Леонид Емельянов - Зеленые оборотни. Рассказы о хищных растениях

История с этим маленьким болотным растением наглядно показывает, как неожиданно порою совершаются открытия и как много потом еще надо работать, чтобы в него окончательно поверили. Дарвину, как мы видели, для доказательства феномена плотоядности в растительном мире (детальный разговор о нем впереди) потребовалось целых 16 лет!

Писать об этом удивительном в царстве флоры явлении он начал спустя лишь 12 лет после первого знакомства с ним. Трудиться пришлось с вынужденными (из-за частых болезней) перерывами. Окончательно рукопись была завершена в 1875-м. Но наблюдения и опыты над растительными хищниками не прекращались и во время работы над ней. Одно другому не мешало. А каждый новый факт придавал ботанику уверенности в своей правоте.

Задержку с публикацией материалов он объясняет так: «Как случилось и со всеми другими моими книгами, промедление и на этот раз принесло мне большую пользу, – после такого большого промежутка времени можно критически оценить свою собственную работу, отнесясь к ней почти так же, как если бы она была написана другим человеком».

В этих словах – высочайшая ответственность перед научным миром. Многим современным исследователям стоило бы поучиться такой тщательности. Погоня за быстрой сенсацией нередко только добавляет сор в литературе, который и в наши дни продолжает в ней накапливаться вопреки усилиям по борьбе с ним.

… Итак, точка поставлена. 2 июля Дарвин записывает в свой дневник: «”Насекомоядные растения” вышли в свет. Отпечатано 3000 экземпляров. 2700 проданы немедленно». Весь тираж, как видим, разошелся практически за один день. Настолько велик был интерес к проблеме.

Не менее занятно проследить, что за этим последовало.

Книга произвела настоящий фурор в биологической науке. Само явление вызывало величайшее изумление у ботаников и физиологов. Воцарившееся в те времена смятение в умах ученых очень хорошо прокомментировал немецкий естествоиспытатель Р. Боммели: «Кажется, будто мы находимся в мире, где все происходит наоборот, где заяц поедает охотника и ягненок пожирает волка». Ну как такое возможно? Рассудок поневоле противится подобному порядку вещей, который своей парадоксальностью больше смахивает на беспорядок.

Вопреки приведенным Дарвином строгим фактам очень многие исследователи отказывались верить в существование столь необычного типа питания растений. Среди них были и крупные биологические авторитеты. Не случайно в солидном по тем временам учебнике по фитофизиологии (Руководство к опытной физиологии растений) немецкого исследователя Юлиуса Сакса нет не только самостоятельного раздела, но даже упоминания о странных хищниках – «гибридах травы и зверя», как их тогда называли.

Впрочем, есть чему удивляться и теперь. Во многих современных физиологических руководствах о них тоже ни слова. В лучшем случае пара строчек. А если и больше, то зачастую мелким шрифтом. Вроде как текст второстепенного значения.

О том, какие отзывы посыпались на скандальную книгу, можно судить по выдержке из статьи в одном немецком журнале: «Знаменитый английский ученый Дарвин выставил в новейшее время смелую гипотезу, что существуют растения, которые ловят насекомых и даже едят их, но если мы сопоставим вместе все известное, то должны будем прийти к заключению, что тезис Дарвина… принадлежит к тем теориям, над которыми каждый понимающий ботаник и натуралист мог бы только рассмеяться, если бы эта теория не исходила от прошумевшего Дарвина». Далее выражалась надежда, что немецкие коллеги проявят здравый смысл и данное учение вместе с некоторыми другими дарвиновскими заблуждениями будет выброшено «в ящик научного хлама». Вот так!

Написал статью не рядовой флорист, а довольно известный в науке человек – директор Санкт-Петербургского ботанического сада Э. Л. Регель (1815–1892). Видел бы Эдуард Людвигович, как бережно восстанавливали загубленную в годы блокады коллекцию насекомоядных растений воспитанники его бывшего учреждения. Они смотрели на плотоядное чудо уже без предубеждений.

Периоды непризнания истины бывали в истории науки не раз, но побеждал в итоге действительно здравый смысл. Возобладал он и в данном случае. Теория Дарвина о необычном питании некоторых растений сломала лед недоверия. Зелеными хищниками занялись и другие ученые. В 1878 году два немецких ботаника провели самостоятельные исследования по данному вопросу. Они пришли к тем же результатам, что и Дарвин. Это была окончательная победа.

Желающих попасть к великому исследователю и побеседовать с ним стало еще больше. Но обострились старые болезни и принять он мог немногих и ненадолго. В числе таких счастливчиков оказался известный русский ботаник и физиолог растений – К. А. Тимирязев.

Их встреча произошла в тихом провинциальном Дауне, где обосновался английский ученый со своей лабораторией, вскоре после выхода в свет его громко прозвучавшей книги. Дарвин появился в комнате неожиданно. «Передо мной стоял величавый старик, – делится впечатлениями Климент Аркадьевич, – с большой седой бородой, с глубоко впалыми глазами, спокойный ласковый взгляд которых заставляет забывать об ученом, выдвигая вперед человека. Словом, само собой напрашивалось то сравнение с древним мудрецом или ветхозаветным патриархом, которое я тогда высказал».

Но за внешней безмятежностью даунского отшельника скрывались большие заботы. Атаки оппонентов на нарушителя общепризнанных устоев в питании растений продолжались. И он, защищаясь, вынужден был тратить много сил и энергии на новые эксперименты и доказательства. То есть топтаться на месте там, где для него и так все было ясно.

Особенно задело его недоверие русского ботаника А. Ф. Баталина, который изучал механику движения насекомоядных растений и делился с ним некоторыми наблюдениями. В своей книге, вышедшей из печати следом за дарвиновской, Александр Федорович упрекнул именитого британца в недостаточной аргументации одного из главных выводов: о полезности животной пищи для зеленых хищников. Само питание он тоже рассматривал по- иному: как гниение, вызываемое соответствующими бактериями. А не как пищеварительный процесс (на чем настаивал Дарвин), в котором участвуют ферменты. Разница в трактовке, как видим, существенная.

В конце беседы Тимирязев оказался как бы в роли третейского судьи. Ему предоставили возможность взглянуть на результат дополнительного подкармливания и самому оценить его эффект, независимо от спорящих сторон.

Русского гостя пригласили в вегетационную тепличку, где в это время (уже в который раз!) шел очередной опыт с росянками. Все свидетельствовало, что Дарвин прав, ошибались его противники. Даже на глаз было заметно, что живое подспорье в питании явно шло растениям на пользу. Они выглядели гораздо лучше своих собратьев, кормящихся обычным для зеленого царства путем. Так русский физиолог невольно стал свидетелем неправоты своего соотечественника. Но в науке истина важнее национальных чувств. Здесь она явно была в пользу англичанина.