Ольга Зиновьева - Москва. Наука и культура в зеркале веков. Все тайны столицы

Я к тому, что логика, которая организует тот город – индустриальный, город рабочих, который за Садовым кольцом, она вообще вне архитектуры и вне урбанистики. Она диктует чистые функции.

– Возвращаясь к градостроительным планам Москвы, как в соответствии с ними менялся облик города?

– Сталинский Генплан города 1935 года продолжает, как и в проектах 20-х годов, прояснять существующую структуру Москвы. То есть в Москве есть кольца: кольцо вокруг Кремля, которое мы делаем площадями; Бульварное кольцо, а там, где оно не застроено, мы строим Дом полярников; и Садовое кольцо, – всего три кольца. И магистрали, которые ведут к Кремлю и прорезают город: Тверская, Ленинский, Кутузовский, Комсомольский. И набережные Москвы-реки. Надо понимать, что набережная Москвы-реки XIX века – это зады города, использующиеся как арык – для спуска нечистот города. Поэтому там находятся склады, сараи, бани и всякая дрянь. А сталинская архитектура делает из нее, наоборот, петербургскую набережную, такую «Невы державное теченье, береговой ее гранит».

Все меняется с постановлением «Об излишествах в архитектуре» 1955 года, когда решается, что архитектура должна перейти на индустриальные рельсы, как заявил Хрущев. И здесь город начинает развиваться совершенно по другой логике. Это процесс довольно долгий: есть инкубационный период этой логики, есть ее развитие и первые экспериментальные вещи, но смысл заключается в том, что, как мне кажется, именно в этот момент меняется парадигма с художественной на научно-технологическую.

В рамках научно-технологической парадигмы город рассматривается как продолжение научной организации труда и продолжение такого же производства. Тут надо понимать, что это входит в хрущевскую программу, которую за неимением лучшего можно назвать второй индустриализацией. Хрущев начал превращать в индустрии все сферы жизни, надеясь на очень большую эффективность. Новая индустрия общественного питания, возвращение к идее фабрик-кухонь, когда вместо сталинских ресторанов появляются бесконечные столовые. И сами сталинские рестораны стали работать по образцу столовых. Конец 40-х годов, в сталинских ресторанах сидят офицеры-победители с большими трофейными деньгами. Тот же ресторан «Прага» через десять лет выглядит совсем по-другому: посадка поместная, а не по столикам, меню сокращается в десять раз. В Москве есть Музей общественного питания, где рассказывается, как Хрущев выкупает технологические линии, в основном финские, для решения проблемы питания. Там представлены меню ресторанов. Можно посмотреть, что такое меню сталинского времени и что такое хрущевское меню – оно упрощается в 10 раз. Если в сталинском меню была котлета пожарская, то здесь уже идет котлета № 2 и так далее. Пожалуйста, идите в «Прагу», но вы там получите то же самое. В этом и есть смысл индустриализации – простой выбор. То же самое происходит с сельским хозяйством, здравоохранением: у нас до этого – старый московский врач, а теперь – массовое строительство поликлиник, массовая диспансеризация – мы берем числом, которое эту услугу оказывает, и автоматизацией. Страна в этот момент переживает большой энтузиазм, потому что раньше были индустрии фантастические – о том, как сделать ядерную бомбу, как сделать танки, – а теперь это начинает переориентироваться на сферу быта. Появляется частный автомобиль – приход большой индустрии в жизнь людей. По этой же логике начинает индустриально строиться жилье: сначала пятиэтажки, потом уже двенадцатиэтажные дома. По этой же логике начинает развиваться градостроительство. Логика построения города – функциональная: три зоны – производства, жилья и буферная зона – зона отдыха. Не то чтобы там совсем нет представления об эстетике, но оно специфическое. Предполагается, что самое красивое в городе – это лес. Такие места отдыха планируются в каждом районе. В принципе имеется в виду, что леса разовьются в парки, но для этого ничего не делается. Представляете себе, что такое сталинский парк – парк культуры – это много работы. А здесь максимум что делают – это прокладывают прогулочные дорожки. Причем чем город свободнее и лучше, тем больше этот лес, а больше ничего нет. В Москве еще есть во всех этих районах райкомовская площадь, тоже совершенно элементарная, прямоугольная, где с одного бока стоит райком и подход к нему.

В области жилья главным является функциональность. Никто не утверждает, что пятиэтажки очень красивые. Об этом вообще нет речи. Мы не за красоту их строим. Для нас главное – это технологическая организация жизни. Естественно, есть принцип экономии. Пятиэтажки строятся по строчной системе, т. е. они могут стоять относительно одной линии по нескольким конфигурациям – они строятся кранами, а башенный кран хорошо идет по прямым рельсам, но плохо поворачивает. И так делается район за районом.

Таким образом, логика хрущевской реформы – это массовость, одинаковость, и именно здесь важен научный элемент. А художественная логика города, неважно, авангардная или классическая, всегда пытается создать что-то уникальное.

– В этом месте хочется добавить, что человеку необходима среда, состоящая из уникальных объектов. Безликие однообразные строения убивают чувство прекрасного.

– Эта среда может быть прекрасная, а может быть ужасная. Если говорить об улице 10-летия Октября, первых бараках, которые делали конструктивисты, нельзя сказать, что они так прекрасны, – это массовое жилье. Я так сказал – бараки… Это с нашей точки зрения – бараки. А если посмотреть, из чего переселяли этих рабочих – это совсем не бараки. И конечно, люди были рады. Но поскольку нет индустрии производства этих домов, то нет необходимости создавать везде одинаковые поселки. Хорошо, вы делаете пять камышитовых домов, а следующие пять уже не такие. Другое дело, когда у вас есть ДСК, которое производит совершенно одинаковые плиты, и вы везде делаете одно и то же. В первом случае даже если это жилье не очень высокого уровня, все равно речь идет о создании уникальных мест. Во втором примере речь идет о создании типовых домов. Со временем общая оценка районов с одинаковой застройкой стала таковой, что там невозможно жить. Вспоминаются строчки Галича «Над блочно-панельной Россией, Как лагерный номер – луна», – здесь все понятно: с точки зрения художественной – это отвратительно, но с точки зрения науки мы получили стандартный объект исследования, одинаковые атомы. И выходит, что по такой логике – это прекрасно, удалось получить некую очевидную единицу, с которой дальше можно работать. С этой единицей мы можем понять, как добраться от квартиры до работы за определенное время, сколько человеку нужно квадратных метров, какой стандартный набор мебели нужен, какой набор посуды. Это соответствует логике планирования, но планирования не архитектурного, а госплана, то есть экономического. Пятиэтажка – это изделие, которое расписано вплоть до дверной ручки. Мы можем посчитать все. Конечно, это научно-технологический подход.