Ольга Зиновьева - Москва. Наука и культура в зеркале веков. Все тайны столицы

– Григорий Исаакович, подытоживая наш разговор, как Вы считаете, будут ли использоваться научные идеи в создании современной Москвы?

– Говоря о Большой Москве, можно точно сказать, что это не логика ученых, гуманитариев, естественников, художников. Это чисто административная логика. И чтобы выдержать тему, давайте оставим этот вопрос открытым. ( Улыбается. )

Л.А. Беляев

Развитие археологической мысли и археологические памятники Москвы [2] О Москве и археологии можно говорить в двух аспектах: как об изучении прошлого самого города и как об одной из научных столиц России, о её роли в складывании российской археологии вообще. Мы берём первый аспект, но поскольку темы взаимосвязаны, затронем и второй.

Я рассказывал об открытиях во время строения дворца, о дубовых стенах Кремля от Ивана Калиты, найденных на месте Корпуса их высочеств. О грамотах Донского, о церкви Иоанна Предтечи, что под жертвенником найдены кости конские… об обручах курганных и серьгах.

Москва и её археология: начало начал

О Москве – древней столице нашего государства и замечательной реке, на которой она стоит, – известно сравнительно много. Но ежегодно одно за другим следуют важные, зачастую неожиданные, археологические открытия. Их делают при раскопках (археологи говорят: «в поле») и сидя за компьютером, в лабораториях, архивах, библиотеках, музейных хранилищах. Случайная находка может достаться, вообще говоря, кому угодно. Но открытия совершают только ученые, специально занятые изучением прошлого Москвы. За четыре столетия существования российской науки интерес к нему не был одинаков, он складывался постепенно и имеет свою историю.

В XVIII в. археология в нашем понимании только зарождалась. Тогда полагали, что подлинные древности – это памятники Древней Греции и Древнего Рима, в крайнем случае – скифские курганы, русских же древностей нет и быть не может. Идея научного познания прошлого Москвы через её археологические памятники возникла в начале XIX столетия. Тогда поняли, что городища (то есть остатки укрепленных поселений), ещё высившиеся над московскими речками и ручьями, – далекие предшественники города. Эту плодотворную мысль развивал современник Пушкина, польский эмигрант Зориан Доленга (Ходаковский), не нашедший поддержки в обществе, но зато нашедший приют на страницах «Евгения Онегина». Он составил первый перечень московских городищ, в которых, правда, видел по образцу античности не поселения, а языческие храмы славян.

В 1850-х гг. один из основателей русской археологии граф А.С. Уваров провел «показательные» раскопки курганных кладбищ Владимиро-Суздальской земли, написав на их основе серьезный научный труд. В тогдашнем Подмосковье славяне, прародичи нынешних москвичей, также оставили много курганов. Их стали раскапывать, стремясь восстановить жизнь древних племен. Однако этим занимались не историки, а естествоиспытатели (этнологи, антропологи, биологи, палеонтологи), то есть те, кто стремился изучить происхождение человека, его доисторическое прошлое.

Хотя в XIX столетии интерес к родному прошлому резко вырос, он удовлетворялся в основном изучением летописей и документов. В лучшем случае обращались к архитектурным сооружениям (ими особенно интересовалось только что возникшее Московское археологическое общество) и коллекциям Оружейной палаты. К концу века появился особый музей материальной культуры и быта русского народа – Исторический (на Красной площади). Его первый директор и один из основателей, знаток города Иван Егорович Забелин (не только архивист, но и полевой исследователь, открывший для науки Чертомлыкский курган) собирал в музей случайные находки. Но страницы его дневников пестрят сообщениями о находимых при строительстве в Кремле монетах и погребениях, оружии и фундаментах зданий. Он обсуждал с градоначальником, Великим князем Сергеем Александровичем (которому суждено было вскоре пасть от руки террориста и гробница которого в наши дни сама стала предметом археологического исследования) программу специальных археологических работ, мечтал соединить их с историей страны. Всё же в знаменитую «Историю Москвы» Забелин не включил археологических находок – наука еще плохо умела их интерпретировать и воспринимала как иллюстрации уже известного. Последующие 100–150 лет она будет этому учиться, но нельзя сказать, что проблема полностью решена и сегодня.

Археология Москвы как города сравнительно молодого заинтересовала фундаментальную науку только в ХХ в., и то не сразу – к 1920-м гг., когда на основе конфискованных коллекций и старых усадеб «эксплуататорских классов» было создано множество новых музеев: за первое десятилетие ХХ в. (1901–1910) в России их открылось 16, а после 1917 г. только в РСФСР ежегодно появлялось три-четыре десятка. Резко возросло и количество краеведческих сообществ (до 1700). В рамках одного из них (Общество изучения Московской губернии (области), с 1925 г.) известный историк Сергей Константинович Богоявленский подготовил материалы особой археологической карты Московской губернии со списком курганов и городищ [3] Только в 1947 г. был издан, и то не целиком, список памятников. . Важнейшими открытиями 1920-х гг. стали т. н. фатьяновские могильники II тыс. до н. э., эпохи бронзы (в районе Москвы – Давыдковский в Кунцеве) с их сверлеными каменными топорами и шаровидными керамическими сосудами. Каменные топоры были найдены также на Софийской набережной, на углу улиц Моховой и Воздвиженки, на Сивцевом Вражке, у Дорогомиловской Заставы, на Русаковской улице, в Сокольниках, на Ленинских горах и Перовом поле. Стало ясно, что в эпоху бронзы территория Москвы была хорошо освоена.

Но это, опять-таки, было далекое прошлое, истории самого города оно мало касалось. Зато оно глубоко интересовало членов основанного в 1909 г. общества «Старая Москва», во главе которого в 1919 г. встал художник Аполлинарий Михайлович Васнецов (1856–1933), изучавший облик столицы в древности. Среди его многочисленных докладов на заседаниях Общества некоторые посвящены наблюдениям за земляными работами. Их Васнецов вёл регулярно, сопоставляя увиденные остатки каменных кладок и деревянных мостовых с картами и древними названиями урочищ. Художник описал остатки укреплений Белого города у Сретенских ворот и на Трубной площади, зарисовал часть деревянного моста на Ленивке, у Троицкой башни Кремля изучил белокаменную облицовку плотины Неглинного пруда; у Боровицких ворот в Александровском саду – засыпанные землей в 1817 г. арки Воскресенского моста (1687 г.) через Неглинную, а при строительстве здания телеграфа на Тверской насчитал пять ярусов древних мостовых.