Вадим Дементьев - Наследники Ексекюляха. Интеллигенция Якутии

Так и остались у меня с тех пор огромные рога якутского сохатого с колючей шёрсткой на лбу, которые я, не лакируя, повесил у себя в кабинете. На память о той поездке, на память о Якутии… И как очевидный для себя урок – делать в жизни то, на что способен, что можешь…

Кулаковский для Якутии означает так много, что нам, представителям других национальностей, трудно это понять.

Он стал символом якутской нации, ее духовным вождем, учителем.

Многие десятилетия вокруг его жизни и наследия шла война, о чем можно прочитать выше.

Но всё в мире, слава Богу, меняется, иногда и к лучшему.

В конце перестройки мне не дали возможности написать в серии «ЖЗЛ» всего лишь небольшой очерк о Кулаковском (наряду с рассказами о других крупных народных поэтах), мол, не рыночной будет книга.

А сейчас в той же серии «ЖЗЛ» готовится отдельный том с биографией Алексея Елисеевича.

Признание большого вклада Кулаковского в развитие национальной и даже мировой культуры стало возможным благодаря отстаиванию его имени якутской интеллигенцией и поддержкой его интеллигенцией в Москве.

В борьбе за наследство Алексея Кулаковского участвовала и моя статья – предисловие к его книге «Сновидение шамана. Стихотворения и поэмы», вышедшей в издательстве «Художественная литература» в 1990 году. В 2002 году якутское издательство «Бичик» эту книгу с предисловием переиздало. Я горжусь, что внес свой посильный вклад в открытии и для русского читателя имени великого поэта и просветителя.

С воем проносится ветер-снеговей по необозримым про странствам якутской тайги. Продирает студеным гребнем лесные чащобы, лижет морозным языком застывшие русла рек, сыплет колючей поземкой на таежные поляны, где под снежными буграми разбросаны одинокие жилища-юрты. Кажется, нет нигде признаков жизни: схоронилось в глубокие норы зверье, спят в придонных илистых ямах рыбы. Ни писка, ни крика, ни шороха… Только гудение ветра в верхушках корабельных лиственниц, только ледяное дыхание Быка Зимы.

Но лишь приблизишься к юртам, как почувствуешь признаки жизни: горький запах разносимого в клочья дыма, слабые сполохи света на узких оконцах. А когда откроешь дверь и с клубами морозного пара войдешь внутрь жилища, то поразишься многолюдью обитателей этих плывущих в тысячеверстном про странстве утлых домов-суденышек.

У глинобитного камелька, с хрустом пожирающего поленья, древний старик, раскачиваясь в такт, поет протяжную песню. На низких лавках вдоль стен сидят многочисленные слушатели. Иных в темноте и не видно, об их присутствии говорят мерцающие угольки трубок. Ближе к огню подсели, завернувшись в оленьи дохи, ребятишки, на лицах которых отражается вся живость историй, рассказываемых стариком олонхосутом. А самые смелые мальчуганы притаились за углом камелька, радуясь теплу и слушая гул верхнего ветра.

Что чудится старым и малым в древних сказаниях олонхосута? Какой отзвук в сердцах находят гортанные слова, волшебно складывающиеся в картины битв и подвигов богатырей?

И кто этот немолодой уже якут, сидящий на низком табурете невдалеке от сказителя и что-то быстро записывающий в толстую бумажную тетрадь? По виду, кажется, учитель – в темном городском пиджаке, на ногах крепкие торбаса – сапоги. Черные усы выделяются на бледном лице с живыми, поблескивающими в рас косых щелках, глазами. Он еле поспевает за речитативом олонхосута, размашисто занося каждое его слово на бумагу. Быстрее, быстрее!.. Не дать раствориться живому слову в морозной ночи. Не дать ему сгореть, подобно тлеющим в камельке головешкам.

Он, поэт и ученый Алексей Кулаковский, не только сберегает древнее слово для потомков, но и использует его в своих собственных стихотворениях и поэмах. Чтобы и спустя десятилетия, в конце XX века читатели восхищались их эпической силой и проникновенным лиризмом.

Зачинатель якутской литературы, оригинальный поэт-мыслитель, ученый-фольклорист, общественный деятель А. Е. Кулаковский (1877–1926) является воистину народным писателем, классиком поэзии, имя которого сегодня стоит в одном ряду с аварцем Гамзатом Цадасой, казахом Джамбулом Джабаевым, чувашом Константином Ивановым, лезгином Сулейманом Стальским… Как мощные зеленые ростки, они пробились сквозь вековую толщу, чтобы возвестить миру о рождении новых литератур, об обретении народами индивидуального поэтического голоса.

Творчество Алексея Кулаковского, прозванного при жизни Эксекюлях Алексей, то есть Орлиный Алексей, выделяется не только чертами истинной самобытности, но и своеобразием своей посмертной судьбы. Отнюдь нелегкой и временами даже трагической.

Будучи по главной сути своего таланта поэтом-просветителем, Алексей Кулаковский воплощал в себе характерные стороны этого мировоззрения. К его жизненной позиции можно отнести характеристику В. И. Ленина, данную им российским писателям-просветителям. В статье «От какого наследства мы отказываемся?» Ленин обратил внимание на три главные особенности просветительства. К первой он отнес «горячую вражду к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области…». Второй чертой является «защита просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вообще всесторонней европеизации России». И, наконец, третья особенность выступает в отстаивании «интересов народных масс, главным образом крестьян (которые еще не были вполне освобождены или только освобождались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние и искреннее желание содействовать этому».

Якутский поэт, как демократ-просветитель, связывал будущее родины с культурным ростом, с нравственным совершенствованием народа. Испытывая большое воздействие русской общественной и эстетической мысли (особенно Пушкина и Лермонтова), Алексей Кулаковский постоянно размышлял о национальном своеобразии исторических судеб и культуры якутского народа, о его вкладе в мировое развитие, о будущности якутов. Во многом эти раздумья опередили свое время и сегодня служат одной из причин повышенного интереса к творчеству поэта.

К сожалению, многие десятилетия роль и значение поэзии и публицистики Алексея Кулаковского истолковывались на его роди не с вульгарно-социологических позиций. Оценки его творчества связывались с той или иной политической конъюнктурой, весьма далекой от объективного представления о сложном жизненном пути писателя-просветителя. Узкоклассовым ревнителям удалось даже объявить Кулаковского, по словам современного русского поэта Виктора Кочеткова, «чуть ли не пособником угнетателей якутского народа. Подчас исследования его творчества больше напоминали судебные расследования».