Вадим Дементьев - Наследники Ексекюляха. Интеллигенция Якутии

Пройден по небу, по Верхнему миру, круг якутским солнцем. Совершен круг народного танца. Погостили мы в круге летнего жилища урасы, отхлебнув кумыса из круглого чорона.

Прожит еще один срок нашей жизни, в котором все мы вместе, все рядом, ушедшие от нас, и живые.

Мне надоело слушать одни и те же разговоры о «якутском национализме». Почему-то они ведутся только в Якутске. В улусах об этом не говорят, в селах даже не знают, что это такое.

Национализм стал идеей фикс якутской интеллигенции, вернее, он ей всё время приписывается и подбрасывается. Слово «национализм» до сих пор бросает в дрожь многих якутских интеллигентов. Откуда это явление взялось?

Открываю книгу Софрона Данилова, читаю отрывок из его письма секретарю Якутского обкома КПСС А. А. Попову от 30 ноября 1989 года: «У коренных народов и народностей нашей республики – якутов, эвенов, эвенков, юкагиров и чукчей – начисто отсутствует чувство чванства и высокомерия по отношению к другим народам. Скорее всего – наоборот. Искренняя скромность до самоуничижения, беспредельное доверие до наивности, глубокое уважение к достоинству другого человека, неистребимая вера в его честность и добрые стремления – вот на чем зиждется их отношение к людям любой национальности. Эти чувства родились не вчера и не сегодня, а веками выработались в них, заброшенных неласковой судьбой на самую неприспособленную для нормальной жизни точку земного шара. Только любовь и уважение друг другу и вообще к человеку, какой бы национальности он ни был, взаимопомощь, взаимовыручка дали им возможность выжить в неимоверно трудных социальных и природных условиях. Меня всегда радует то, что, несмотря на различные, подчас и трагические, превратности судьбы, живы у наших народов эти благородные традиции».

Мысль Софрона Петровича ясна и понятна: мы не враги сами себе. Якутия, как республика, изначально строилась на межнациональной основе, она в какой-то степени – слепок России с ее многонациональным составом. И если якутские народы остро не конфликтовали друг с другом, если в Якутии все эти века и десятилетия сохранялся межнациональный мир, то нет и основы для досужих разговоров, которые, если и возникают, то являются отголосками бытовых ссор, не имеющих под собой никаких серьезных оснований.

Читаю книгу выдающегося знатока Якутии XIX века, политического ссыльного Вацлава Серошевского «Якуты» – академическое исследование об истории, верованиях, бытовой стороне жизни якутского народа. Да, пишет автор, были какие-то недоразумения между якутами и «тунгусами» (так автор называет малочисленные коренные народы), не могли поделить они с якутами лучшие земли, пастбища, луга. «Они страстны (Серошевский пишет о тунгусах) и хватаются за нож в тех случаях, когда якут ограничивается руганью». Тунгусы дрались и с русскими.

Нет в истории других фактов национальной или этнической ксенофобии в Якутии. Конфликты случались, но на другой, материальной, основе.

Когда русские поселились в Якутии, то тут же постарались подвести местное население под царскую длань. А это – подати, ясак, подарки, поборы… Кому это понравится?! Зато потом якуты стали верными проводниками имперской политики России на Дальнем Востоке. Добровольно приняли православие, до сих пор оставаясь единственным тюркским народов, верующим в Христа.

Примеров дружелюбия, сотрудничества, родства якутов с русскими неизмеримо больше, чем каких-либо враждебных проявлений. Укоренение русских в Ленском крае спасло якутский этнос от самоистребления: десятилетиями здесь длилась феодальная война, один род шел на другой, ручьями и реками лилась безвинная кровь.

Все эти факты известны историкам, на эту тему написаны сотни, тысячи книг и статей.

Начало XIX века принесло в социально-общественные отношения в России заметное обострение. Дело шло к революционным изменениям в стране, и этот процесс был объективен. Свою роль здесь играл и национализм, как больших, так и малых народов. Якутия здесь не стала исключением.

Но сегодня мы должны к этому понятию относиться спокойнее, благоразумнее. Национализм становится в силу экономических и социальных реалий, складывающихся в мире, культурной реакцией на вызовы времени. Культурный национализм не перманентное зло, а прогрессивное явление в борьбе с глобальным космополитизмом.

Мне захотелось услышать мнение профессионала, человека, который занимается проблемой национализма с научной точки зрения. Ведь, для дальнейших наших рассуждений надо очистить понятийное поле и перезагрузить устаревшую методологическую базу.

Мой друг, известный историк, культуролог, главный редактор журнала «Москва» Сергей Сергеев передал мне небольшой текст, где он вкратце рассматривает генезис национализма на русской почве, вплоть до 1917 года. Прочитаем его внимательно.

«Слово „нация“ появляется в русском языке уже в начале XVIII в., его использует Феофан Прокопович, но широкого распространения оно не получило до середины XIX в. Хотя, и это очень характерный штрих, Кутузов, отвергая предложенный Наполеоном мир, пишет ему в ответе: „такова воля нашего народа“, так переведено у Толстого, но в оригинальном французском тексте стоит не „peuple“, а „nation“ – нация (важно, что Кутузов ссылается на волю нации, а не на волю государя, это очевидный националистический, а не имперско-династический дискурс). Идеологически национализм начинает формироваться (при том, что само слово „национализм“ еще не использовалось) в начале XIX в. в кругах так называемой „русской партии“ (А. С. Шишков, Ф. В. Ростопчин и др.). А. Л. Зорин полагает, что именно в поэзии литераторов-„шишковистов“ периода войн с Наполеоном происходит „открытие“ нации как единого народа. Если у Озерова и Хераскова борьба против захватчиков описываетсякак деятельность князей, то, скажем, в поэме С. Ширинского-Шихматова „Пожарский, Минин, Гермоген, или спасенная Россия“ (1807) это уже общенародное дело – „конечно внутри …народа сохраняются сословные перегородки, но общий духовный порыв сплачивает его воедино“ (вообще характерно массовое обращение к теме Второго ополчении в это время, проект памятника Мартоса датируется также 1807 г.).

Во время войны 1812 г. „русская партия“ (которой император вовсе не благоволил) занимает ключевые посты: Шишков – государственный секретарь, автор императорских манифестов, Ростопчин – московский генерал-губернатор, Кутузов также считался креатурой „русской партии“. Однако, как только война переносится в Европу, Александр от „русской партии“ резко дистанцируется, главным идеологом этого периода становится Филарет (Дроздов) в текстах которого провозглашается доктрина христианского универсализма, столь любезная сердцу императора. Но семена были брошены, и с той поры националистический дискурс становится все более присущ дворянской элите.