Татьяна Руденко - Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

Кто-то из купцов и модисток, заработав в России «кругленькую сумму», возвращался в родные земли, другие оканчивали свой земной путь в нашей стране. Случалось и так, что родители покинули Россию, а дети вернулись. Этот не совсем типичный случай касается семьи известнейшей московской торговки начала века Розы Обер-Шальме. Старая барыня рассказывала внуку: «Была в Москве одна французская торговка модным товаром на Кузнецком мосту – мадам Обер-Шальме, препронырливая и превкрадчивая, к которой ездила вся Москва покупать шляпы и головные уборы, и так как она очень дорого брала, то и прозвали ее обер-шельма» 154. Ее огромный магазин располагался в Глинищевском переулке между улицами Тверской и Большой Дмитровкой. Супруг Розы был французским эмигрантом, приехал в Москву при Екатерине II и служил здесь гувернером в аристократических семьях 155. В 1812 году Роза Обер-Шальме последовала за французской армией, но до Парижа не добралась – умерла в Вильне. Двое ее сыновей достигли Парижа, усилиями родственников матери получили там хорошее образование и… в 1820-х годах появились в Москве, где вступили в русское подданство. Лаврентий Николаевич Обер, родившийся в Москве в 1802 году, преподавал французский язык в Дворянском институте, затем поступил на службу в театральное ведомство, был управляющим конторой императорских московских театров. Он умер в Москве в 1885 году. Федор Николаевич Обер родился в Москве в 1800 году, служил в петербургском театральном училище, затем был директором этого училища. Выйдя в отставку в 1853 году, он вернулся во Францию, где умер в 1863 году 156.

Некоторые купцы давали своим отпрыскам серьезное образование. Так, сын сапожного мастера Карл Францевич Рулье (1814–1858) блестяще учился в Медико-хирургической академии, стал известным биологом и занимал должность профессора в Московском университете 157. Алексей Терентьевич Тарасенков (1813–1873) – сын торговца меховыми товарами. Окончив московскую гимназию, поступил на медицинский факультет Московского университета. Работал врачом московской дворцовой конторы, детской больницы, больницы для чернорабочих, с 1858 года заведовал странноприимным домом графа Шереметева и полицейско-арестантской больницей. Написал ряд научных статей и исторические описания московских больниц 158. Оба сына русского портного П.Н. Коренева окончили университет, выучившись на медика и юриста 159. Отец архитектора Ф.И. Лебнеля – также портной, выполнявший заказы для коронаций Александра III и Николая II 160. Фирс Сергеевич Журавлев (1836–1901) родился в семье саратовского ремесленника, по воле отца занимался портновским мастерством, но в 19 лет сумел поступить в Академию художеств в Петербурге 161, впоследствии получил звание академика.

Иные представители купеческого сословия питали любовь к искусствам, к примеру, участвовали в любительских театральных постановках. В феврале 1880 года бельгийский подданный 2-й гильдии купеческий сын Павел Пироне подал московскому генерал-губернатору В.А. Долгорукому прошение «дозволить… устроить три любительских спектакля с танцами в театре Немчинова без публичной продажи билетов и напечатанья афиш» 162. В приложенной программе вечера указаны комедия «Чашка чаю», водевиль и сцены из деревенской жизни. Среди участников действа названы Павел и Михаил Пироне, а также госпожи Саблина и Жемчужникова. В 1883 году с прошением к московскому губернатору обратился Михаил Матвеевич Пироне, он собирался «дать публичный спектакль 25 сентября с продажею билетов и печатанием афиш в театре Немчинова на Поварской» 163.

Прошение купеческого сына Павла Пироне устроить три любительских спектакля с танцами. 1880 г.

Приведем еще редкое и достаточное детальное жизнеописание русской шляпницы, жившей и работавшей в столице в 1840-х – начале 1850-х. Анна Венедиктовна Морозова происходила из небогатой петербургской семьи, ее мать не получила никакого образования и имела небольшую фруктовую торговлю. Отец Анны служил вахтером петербургских экипажеских магазинов. Воспоминания брата Анны повествуют о ее учебе, замужестве и недолгой жизни. «Матушка о будущности детей заботилась по-своему; определение в Жуков приют старшей дочери Анюты не успокаивало ее.

Прошение Михаила Матвеевича Пироне устроить публичный спектакль. 1883 г.

Она, как и многие незнакомые с наукою, смотрела на грамоту в девушке как на что-то ненужное и считала ее поводом только к дурному. Не думая передавать дочери своего промысла торговлею, она видела нужду только в приспособлении рук к какой-нибудь выгодной работе; умственное и нравственное образование понимала она так: «Азбука не накормит; я прожила и без нея; иди и ты в люди работай, будешь сыта и всему сама научишься». К этому же представился еще случай: одна добрая госпожа соглашалась взять Анюту на несколько лет без платы, обязываясь приучить ее шитью дамских шляпок. Матушка благодарила Бога, что он послал добрых людей, а отец не совсем был этим доволен; он однако ж уступил просьбе жены и желанию самой дочери. И так сестра Анюта, едва успев понять первые правила чтения и письма, оставила приют и поступила в дом, где, впрочем, и не была обижена» 164. Поступив в учение, Анюта навещала семью только по праздникам. Через какое-то время Анюта лишилась «своей доброй хозяйки, оставила дом учения и жила уже на жалованье. Не забывая бедной матери, покорная дочь, бывшая уже в летах невесты, не увлекалась нарядами; она думала о нужде в доме более, чем о себе; она одевалась как пришлось, – было бы прилично, чисто, крепко; она старалась сберегать свое жалованье для матери, с братом и сестрою, которым год от году спрашивалось более, – и в особенности теперь, когда и дядя с дочерью, жившие с нами, были без всяких средств. <���…>

Занятие сестры Анюты – шитье дамских шляпок, требовало помощницы; младшая сестра была еще мала; Анюта взяла сиротку, девушку Полю, воспитанницу старинного соседа нашего, с условием, чтобы за это он учил меня чистописанию. <���…>

Сестра Анюта, как бедная невеста, все еще только ждала судьбы своей; за кого-нибудь она не хотела идти, а людей порядочных, без расчета до сих пор не находилось. Незадолго после выхода моего из Экипажа, предложили ей в женихи вдовца, придворного лакея, Александра Александровича Исаева. Ему было уже за тридцать лет; о прежней его жизни ничего худого мы не слыхали; да и могла ли сестра отказываться еще раз, если этот жених, имея после первой жены все хозяйство, почти ничего не требовал и, как человек при хорошем месте, искал себе не работницы, а законной подруги, которая бы любила его? Судьба все устроила: жених и невеста понравились друг другу; оставалось позаботиться о свадьбе, которую, по условию, должна была сделать невеста. Легко ли это было при таких средствах, как наши! Однако ж Бог помог, добрые люди не забыли; свадьба хотя обошлась и не без долгов, зато сыграна была не на посрамление придворным, даже так, как матушка и не ожидала. Почти весь свободный этаж в нашем доме взят был по найму на вечер, убран со вкусом и светло освещен. В церкви также не было мрачно; певчие стройным пением встретили и проводили молодых, приехавших в приготовленные комнаты в придворной карете, в четыре лошади, с лакеем, одетым в красную ливрею; здесь встретила их музыка и поздравления. Разодетые дамы и кавалеры красовались друг перед другом. Придворные не любят худо, и тут всем остались довольны. С ранним утром молодых отправили в нанятую новым моим родственником квартиру в доме Колмакова, а вслед за ними разъехались и гости. <���…>