Джудит Фландерс - Сотворение дома

Хотя подобные руководства прежде всего предназначались для постижения моральных принципов поведения, но они также касались и физических аспектов: джентльмен не должен чесаться на публике, или трогать нос и уши за столом, или быстро есть, или ковырять ножом в зубах, или сплевывать. Тот факт, что эти запреты повторяются в книгах снова и снова, наталкивает на мысль, что джентльмены все это себе позволяли. В то же время изменение правил поведения в книгах с течением времени демонстрирует, как изменились взгляды, а соответственно, и нормы поведения. В книгах, датируемых XVI веком, открыто описываются физиологические потребности человека – мочеиспускание, дефекация, испускание газов. Эразм в «Вежливости у детей» (1530), например, рассказывает маленьким джентльменам о том, как следует поступать, когда (заметьте, не «если», а «когда») случайно наталкиваешься на своего друга, справляющего нужду. В начале XVIII века во многих книгах все еще встречались упоминания физиологических потребностей, но уже не рассматривалась возможность встречи джентльменов в столь интересной ситуации – она приобрела интимный характер. А к концу века подобные вещи стали считать настолько личными, что больше не упоминали в новых изданиях тех же самых книг. Физическое разделение – физическая интимность – это то, чему никогда раньше не придавали значения. Теперь не иметь пространства для подобных действий, которые стали считаться интимными, или не хотеть иметь подобного пространства казалось по крайней мере странным.

Идея конфиденциальности частной жизни оформилась не сразу, она появилась не во всех слоях общества одновременно как для «домашних», так и для «недомашних» стран. Сначала в XVII веке во Франции возникло понимание личного пространства и уединения в туалетной комнате. Французские короли справляли свои нужды публично, как и все прочие дела, вплоть до 1684 года, когда Людовик XIV скрыл свой стульчак за занавеской. Но это было лишь частичное и неполное обозначение границ личного пространства. Спустя несколько десятков лет один из сыновей мадам де Монтеспан предложил перенести ватерклозет в отдельное здание. Ответ короля был краток: «Никчемная идея… бесполезная». Даже королевская занавеска была воспринята как нечто невообразимое в стране, где простые люди жили вшестером в одной-двух комнатах.

В относительно новых жилищах урбанизированного среднего класса Нидерландов иногда выделялось пространство в одной из комнат, где стоял шкаф со скамьей, в которой было отверстие, с устроенной под ним выгребной ямой. Гораздо чаще голландцы использовали переносные стульчаки, которые располагали в любом месте дома или рядом с кроватью, как это было заведено и в Англии.

Остальные пространства дома, которые мы сейчас расцениваем как личные, исторически имели общественное назначение. В 1665 году, когда Пипс нанес визит жене сэра Вильяма Баттена, своего начальника по министерству военно-морских сил, он «обнаружил множество женщин в ее спальне… миледи Пен толкнула меня на кровать, потом упала сама, и остальные, одна за другой, прямо на меня… нам было очень весело». Во время службы в министерстве Пипс занимал более низкую должность по сравнению с Баттеном, а потому эти дамы могли себе позволить дурачиться с ним. Однако заметим, что спальня казалась ему абсолютно нормальным местом для приема, а кровать – для сидения.

Самые богатые люди из купеческого сословия Нидерландов выставляли свои кровати, увешанные дорогими тканями, в приемных залах, как это можно видеть на картине Яна ван Эйка «Портрет четы Арнольфини». Освоение торговых путей и последствия этого процесса сделали ткани доступными и привели к тому, что люди стали демонстрировать свои кровати. Это дало состоятельным гражданам возможность выставить напоказ достаток своего дома. Прежде такое могли позволить себе только элита и члены королевской семьи.

И это не было следствием жизни в небольшом пространстве – таково было состояние ума. Королевская власть долго добивалась того, чтобы аристократия присутствовала на утренних приемах, то есть буквально у кровати. С точки зрения современности некоторые моменты быта того времени могли бы показаться чересчур публичными. К примеру, маркиза де Ментенон (1635–1719), жена короля Людовика XIV, раздевалась и спала в той же комнате, где король проводил заседания со своими министрами. Подобное нередко случалось в аристократических кругах: в 1710 году герцог де Люин и его жена принимали гостей, нанесших официальный визит с целью поздравить новобрачных, лежа в постели.

Кровати в знатных домах были частью репрезентативной внутренней архитектуры. Хэм-Хаус, расположенный в одном из предместий Лондона, можно считать одним из самых продуманных архитектурных и декоративных ансамблей Англии. В 1650 году в зале, где собирались после обеда гости, стояла большая кровать и мебельный гарнитур, состоявший из двух кресел и десятка складных стульев, под стать вышитому балдахину. Кровать служила украшением интерьера в той же степени, что и стулья, на которых сидели гости.

В аристократических домах Франции и Италии вплоть до середины XVIII века существовали парадные спальни, то есть приемные залы с альковом для кровати. Специальные перила отделяли это пространство от остальной части комнаты. Территория по ту сторону ограды – между кроватью и стеной – называлась ruelle или corsello, буквально «проулок», и предназначалась для приема гостей.

Прошли века, на протяжении которых произошли некоторые подвижки в сторону утверждения индивидуальности. В Италии эпохи Возрождения в новых городских дворцах все еще можно было увидеть кровать в главном зале для приемов, однако к XV веку зачастую такой кровати отводилась декоративная роль. Кровать для сна находилась в другом, более изолированном помещении. И тем не менее именно здесь спальни использовались домохозяйками не только для сна, но для приема гостей и принятия пищи.

Лишь в XVIII веке в «домашних» странах эти идеи начали изменяться, а кровать переместилась в более уединенные помещения, предназначенные для сна. Как только это произошло, сам вид кровати изменился. Громоздкая кровать, установленная в зале для приема гостей, имела спинку в изголовье, но у нее не было спинки в ногах. Таким образом, тот, кто на ней возлежал, был хорошо виден всем присутствующим в комнате.

Кровати-шкафы или откидные кровати, иногда встречавшиеся у менее зажиточных людей на севере Альп, были хорошо изолированы от сквозняков, поскольку имели только одну открытую (но занавешенную) сторону; остальные три были защищены стеной. Свободно стоящие кровати теперь дополнялись изножьем и размещались вдоль стены, чтобы создать дополнительную защиту от сквозняков наряду с занавесями. Кроме того, такое расположение создавало большее ощущение интимности. (Томас Джефферсон видел подобную новую модель кровати, когда, будучи министром, находился во Франции с 1785 по 1789 год; он был настолько очарован ею, что заказал девять таких кроватей для того, чтобы увезти их с собой в Виргинию.)