Владимир Абашев - Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе ХХ века

Резюмировать этот слой пермского текста как проект идеального города побуждает нас, в частности, воспоминание о масонской теме в связи с Пермью. Известно, что среди пермских чиновников «первого призыва» было немало масонов. Уже 27 октября 1781 года, вскоре после открытия города, обсуждался вопрос об учреждении ложи. В июне 1783 года ложа открылась, и, хотя просуществовала она лишь несколько месяцев, недооценивать её идеологическую роль и духовное влияние не стоит. Среди пермских масонов были такие деятели, как И. И. Панаев, И. И. Бахтин, Г. М. Походяшин. И. И. Панаев был директором народных училищ; предполагают, что не без участия масонов в Перми открылась типография 113 113 Курочкин Ю. В. Под знаком золотого ключа // Урал. 1982. № 3. С. 155–167. . Как бы то ни было, но через XIX век пунктиром масонская тема прошла. Два года провёл в Перми, ставшей для него «училищем терпения, покорности и духовного величия», М. М. Сперанский 114 114 Цит. по: Попов Е. А. Великопермская и пермская епархия. С. 149. . Духовное влияние масонства различимо в самосознании и просветительской деятельности Дмитрия Смышляева 115 115 Масонская фразеология оставила, в частности, след в его путевых заметках. См.: Смышляев Д. Д. Синай и Палестина. Пермь, 1877. С. 51–52. .

Пусть слабые, едва различимые, но следы масонской темы в пермском тексте закрепились. Подтверждение тому даёт М. Осоргин. Знаменательно, что свой путь в масонство он связал с впечатлениями отрочества в Перми. В автобиографической прозе «Времена» есть многозначительный эпизод, где Осоргин-гимназист разглядывает таинственные символы на старинной могильной плите, приподнятой, как книга: «лестница, треугольник, слитые в пожатии руки, череп и кости, пятиконечная звезда» 116 116 Осоргин М. А. Времена. М., 1989. С. 55. . В контексте жизненного пути Осоргина этот эпизод читается как инициация: «явился новый юноша, предчувственник будущего, обладатель тайны, которая ляжет в основу строительства жизни <���…> я уже видел малый свет, который даётся непосвящённым» 117 117 Там же. С. 50. .

Не случайно поэтому исследователь истории пермской книги Н. Ф. Аверина интерпретировала мотивацию отношения чиновников-масонов к новому городу как желание «на новом месте <���…> построить <���…> если не город Солнца, то хотя бы город Разума, Знаний, Справедливости» 118 118 Аверина Н. Ф. История Пермской книги. Пермь, 1989. С. 12. Любопытно, что И. П. Смирнов подметил сходство описаний Юрятина у Пастернака с Солнечным Городом Кампанеллы. См.: Смирнов И. П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996. С. 97 . . Разумеется, проект идеального города свойственен был взгляду на город изнутри: так хотел бы сознавать себя человек, родившийся и живущий в Перми, усвоивший ее мифологию. Однако реальный город, по-видимому, мало соответствовал этому образу.

Проект идеального города скоро столкнулся с реальностью. Выпавшая Перми роль столицы древнего, обширного и богатого края долгое время, вплоть до 1860-х годов, не имела ни соответствующей хозяйственной основы, ни собственного человеческого потенциала. Пермь не стала ни центром торговли, ни промышленным городом. Материальное тело Перми оставалось убогим, город десятилетиями пребывал в застое. Этот контраст между идеальным статусом Перми и её реальным положением бросался в глаза. Одновременно с идеальным текстом города на протяжении всего Х1Х века развивается другой, ему противоположный.

Посмотрим, какой семиотический след Пермь оставила в литературе XIX века. Количественно «пермский текст» в ХIX веке небогат. Преимущественно это взгляд извне: Пермь, увиденная глазами проезжающих, временно и вынужденно остановившихся в городе. Описания города мы найдём в путевых записках, очерках, мемуарной, эпистолярной и дневниковой прозе А. Н. Радищева, Ф. Ф. Вигеля, М. М. Сперанского, А. И. Герцена, П. И. Мельникова-Печерского, П. И. Небольсина, Е. А. Вердеревского, Ф. М. Решетникова, Д. Н. Мамина-Сибиряка, И. С. Левитова, Н. Д. Телешова, А. П. Чехова, В. И. Немировича-Данченко, В. Г. Короленко. Их описания, как правило, фрагментарные, нередко скупо фактографичные, содержат всё же немало символически насыщенных деталей. Вникая в эти детали и фокусируя рассеянный в них образ города, постигаешь понемногу их глубокое внутреннее единство и то, что коренятся эти детали в некоем общем, определённом, не субъективно случайном, а культурно обусловленном образе города. Поразительно, но созданные в разное время и совершенно независимо друг от друга описания Перми в доминирующих своих чертах совпадают настолько, что кажутся вариантами одного текста – в них, или из них формируется некое общее структурносемантическое ядро.

Начнём с того, что для описаний XIX века характерно чувство новизны города. Для путешественников XIX века Пермь – это город-новостройка, «новая столица древнего «Пермского Конца» древних новгородцев» 119 119 Вердеревский Е. А. От Зауралья до Закавказья. Юмористические, сентиментальные и практические письма с дороги. М., 1852. С. 46. , как охарактеризовал её Е. А. Вердеревский. В этой шутливой характеристике звучит важный для понимания логики восприятия Перми мотив: новый город подспудно противопоставлен окружающей его древней земле. Так проявляется главный для семиотической истории Перми конфликт имени (древнего) и места (нового). Внешние наблюдатели неизменно противопоставляли историю города и историю имени. В своих «Заметках на пути из Петербурга в Барнаул» один из основателей Русского географического общества, историк и этнограф, П. И. Небольсин счёл необходимым предупредить читателя: «Это не тот город, который в старину назывался Великою Пермью, как утверждают иные» 120 120 Небольсин П. И. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул // Отечественные записки. 1849. Т. 64. Отд. 8. С. 8. . Попутно заметим, что из этого замечания следует, что путаница между Пермью новой и старой – была всё же довольно обыкновенным явлением.

У многих авторов Пермь как город новый настойчиво противопоставляется органично развивавшимся старым русским городам. Этот мотив проникает в одно из первых по времени впечатлений от Перми. Мы находим его в «Воспоминаниях» Ф. Ф. Вигеля, бывшего здесь проездом в 1805 году и оставившего выразительную характеристику города и его обитателей. Вигель, отделяя Пермь от понятия города, органически развившегося, подчеркнул, что Пермь не была ни «царством, как Казань и Астрахань», ни «княжеским удельным городом», ни даже «слободой, которая, распространяясь, заставила <���…> посадить у себя воеводу» 121 121 Вигель Ф. Ф. Воспоминания. М., 1864. Часть 2. С. 142. . Пермь – это новоучрежденный город, созданный по решению свыше. Многим позже, в 1849 году, словно фиксируя неизменность ситуации, это же обстоятельство отметил П. И. Небольсин: «до сих пор Пермь не имеет никакого значения; то, что должно обусловливать существование какого бы то ни было города, здесь не существует, и потому Пермь – только жилище чиновников, составляющих губернское управление. Большая часть обитателей Перми люди наезжие» 122 122 Небольсин П.И. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул // Отечественные записки. 1849. Т. 64. Отд. 8. С. 8. . Усугубляя этот мотив, Д. Н. Мамин-Сибиряк трактует Пермь как город, вообще лежащий вне органически освоенного исторического пространства: «От Перми до своего впадения в Волгу Кама не имеет никакой истории, её историческая часть выше Перми, где прежде стояли городки Искор и Урос, затем Канкор и Орел, а ныне Чердынь и Соликамск» 123 123 Мамин-Сибиряк Д.Н. От Урала до Москвы: Путевые заметки // Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч.: В 8 т. М., 1955. Т. 8. С. 383–389. . Иначе говоря, Пермь как город существует вне пространства, насыщенного исторической памятью, она располагается на его периферии, в пустом, свободном от исторической памяти ландшафте. В связи с этим даже естественная символика городского ландшафта – город на горе – воспринималась порой как некий исторический казус, покушение на статус, исторически городу не принадлежащий. Д. Н. Мамин-Сибиряк не без язвительности писал, что «Пермь залезла на гору без всякой уважительной причины», поскольку «такие постройки имели смысл и значение для старинных боевых городов, поневоле забиравшихся на высокое усторожливое местечко» 124 124 Мамин-Сибиряк Д.Н. Старая Пермь // Вестник Европы. 1889. № 7. С. 53. . Тут у Мамина-Сибиряка появляется мотив подмены, игры: город играет не свою роль, притворяется не тем, что он есть.