Константин Богданов - Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры

Рис. 9. Ф. А. Месмер. 1784 г.

В Париже, куда Месмер переезжает из Вены в 1777 г., учение о животном магнетизме было воспринято всерьез и стало устойчивым предметом общественных пересудов. Предпочитая практику коллективных сеансов и весьма склонный к театральности, Месмер обставлял свою деятельность поражавшими современников атрибутами. Главным из них был изобретенный Месмером столообразный чан («baquet») с торчащими сквозь его крышку металлическими стержнями. Внутри чана стержни крепились в бутылках, заполненных «намагнитизированной» водой [292]. Пациентам предлагалось прикасаться к стержням «баке» (особенно теми частями тела, которые нуждались в непосредственном лечении), а также друг к другу, чтобы сила магнетизма, содержащаяся в чудотворном чане, равномерно распределилась по всем участникам сеанса. В то время как пациенты держались за стержни «баке», Месмер торжественно прикасался «магнитизированным» жезлом к чану и «передавал» ему и держащимся за него пациентам силу магнетизма. Иногда не требовалось и этого: больному было достаточно смотреть на магнетизера или на намагниченный им предмет.

Рис. 10. Магнетический «баке» Месмера. Гравюра конца XVIII в.

Сеансы Месмера вызывали в отдельных случаях впечатляющие гипнотические явления (само понятие «гипноз» будет введено позднее английским врачом Джеймсом Брэдом) – состояние внезапного сна, обморока, сомнамбулического транса. Некоторые из пациентов Месмера лишались сознания, беспричинно плакали или смеялись, начинали безоглядно бежать, натыкаясь на мебель и стены, катались по земле, издавали бессвязные восклицания и загадочные монологи. В терминологии самого Месмера такое состояние называлось «кризисом», позволявшим судить о характере испытываемых его пациентами недомоганиях и скрытых недугах, причем предполагалось, что за наступлением кризиса должно было последовать (и иногда действительно следовало) улучшение самочувствия и восстановление здоровья. Не все опыты с использованием магнетизма были удачными. Иногда больные, пережившие кризис, чувствовали ухудшение болезни. Один из ревностных адептов Месмера, филолог-эрудит и оккультист Кур де Жеблен (Court de Gebelin), страдавший болезнью почек, умер после проведенного над ним магнетического сеанса.

Официальные медицинские институции Парижа пытались противодействовать деятельности Месмера и его многочисленных неофитов. Созданная в 1784 г. для исследования животного магнетизма комиссия Академии наук и Королевского врачебного общества (в состав этой комиссии вошли выдающиеся ученые того времени – астроном Жан Сильвен Байи, естествоиспытатель и физик Бенджамин Франклин, химик Антуан Лоран Лавуазье и четыре профессора медицинского факультета, в том числе анатом Жозеф Гийотен, будущий изобретатель названной его именем машины для казни) оценила практику магнетизеров резко отрицательно. Не отрицая возможного лечебного эффекта магнетических сеансов, комиссия сочла его исключительно результатом воображения самих пациентов. Существование магнитного флюида комиссия категорически отвергла. В секретной записке, приложенной комиссией к докладу (опубликованной в 1799 г., но сделавшейся известной в общественных кругах уже раньше), помимо научной несостоятельности магнетизма, подчеркивалось, что сама практика магнетизеров представляет определенную угрозу также для общественной нравственности. В отличие от мужчин, как подчеркивалось в записке, женщины обладают более «подвижными нервами», а их воображение исключительно живо и восприимчиво к подражанию. Женщины «подобны струнам музыкального инструмента, настроенного в унисон», поэтому они в большей степени предрасположены к коллективному «кризису» на сеансах Месмера, нежели мужчины. Оказываясь во власти магнетизеров, которыми являются исключительно мужчины, женщины к тому же подвергаются риску телесных контактов, при которых «взаимное притяжение полов может проявиться с полной силой» [293].

Несмотря на атмосферу скандала, неудачи собственно терапевтического применения магнетизма и критики со стороны врачей, общественный интерес к учению Месмера в предреволюционной Франции остается исключительно высоким. Современные исследователи деятельности Месмера привычно указывают на несомненные гипнотические способности проповедника животного магнетизма, предвосхитившего своими сеансами практику гипноза, традицию групповой психотерапии и даже процедуры психоанализа [294]. По-видимому, на практике так оно и есть, но в теории животного магнетизма, сколь бы бегло она ни была изложена самим Месмером, гораздо больше оснований видеть предвосхищение современных теорий энергетического врачевания, восстанавливающего необходимый баланс в динамической природе человека [295]. Научные основания месмеровского учения коренились, с одной стороны, в гуморальной теории с ее принципиальным упором на главенствующую роль органических жидкостей, а с другой – в доминирующей в европейской науке со времен Ньютона идее об общегармоническом единстве живой и неживой природы. Проявление такого единства современники Месмера видели, между прочим, в явлении электричества, активно изучаемого одновременно с популяризацией животного магнетизма и также допускавшего его жидкостную (а с открытием гальванизма – и нервно-жидкостную) интерпретацию. В общественном мнении и неспециализированном употреблении представления об электричестве и магнетизме поэтому зачастую вообще смешивались, равно имея в виду нечто, что воздействует на человека, но при этом каким-то образом соприродно самому человеку.

Постулат Месмера о загадочном и незримом флюиде, связывающем человека и мир, оказался востребованным в этом контексте прежде всеми теми, кто так же, как и Месмер, настаивал на принципиальном «сочувствии» физического и духовного, гармонии микрокосма и макрокосма. В то время как ученые видят в Месмере меркантильного шарлатана, в глазах своих поклонников он все чаще рисуется в ауре не столько научной, сколько оккультной традиции, идейным наследником Пифагора, Парацельса, Вирдига, Нострадамуса, Роберта Фладда, Афанасия Кирхера, воскресившим полузабытые учения астрологов, алхимиков, ясновидцев и магическую практику врачевания. К концу 1780-х гг. учение Месмера находит приверженцев среди масонов, в частности сторонников графа Сен-Мартена (1743–1803), порицавшего Месмера за материалистическое объяснение животного магнетизма, но разделявшего постулат о взаимосвязи животного, космического и духовного мира [Viatte 1965: 223–231].