Светлана Панич - «Пир – это лучший образ счастья». Образы трапезы в богословии и культуре

В итоге, рассмотрев ряд иллюстраций, мы видим, что в Библии мотив еды тесно соприкасается с вопросами культа и общей идеологии библейского нарратива. Возникшие проблемы решаются в рамках общих принципов идеологии: задается парадигма общения народа с Богом – через жертву и жертвенную трапезу ; идея запретов на еду тесно связана с идеей выделенности: народа Израиля – из среды других народов, и Яхве – из среды других богов – через отделение друг от друга ритуально чистого – и ритуально нечистого.

И наконец, иллюстративность, узнаваемость читателем сцен определенных трапез используется автором как полемический прием в борьбе за продвижение последовательного монотеизма (хотя чаще речь все-таки идет о монолатрии). На самом деле, парадоксальным образом, совершенно последовательным монотеистом в данном вопросе выступает как раз ап. Павел, которого иудеи (а также иудео-христиане) упрекали в предательстве и отступлении от истинной религии.

В последнее время все большее число отечественных культурологических исследований посвящается проблеме герменевтического «разворачивания смысла» [51] В. А. Сулимов, И. Е. Фадеева, «Исторический семиозис: культурная антропология слов и вещей», в: Вопросы культурологии, 9 (2010), с. 4–8. . Поиск истины – естественная функция человеческого разума и практически каждый человек занимается поиском истины, какая бы она ни была. Однако многочисленные дискуссии о теории и практике интерпретации текстов в эпоху постмодерна ставят под сомнение саму возможность обретения в каком-либо тексте истинного смысла. При деконструкции общекультурных установок, деконструкции как сакрального, так и профанного, все острее встают вопросы идентичности. Радикальные изменения, происходящие в обществе в новую информационную эпоху, требуют от христианства повышенного внимания к своим истокам.

Евреи и христиане живут бок о бок с того самого исторического момента, как появилось христианство, история взаимоотношений иудаизма и христианства насчитывает более двух тысячелетий. Возникшие в эпоху поздней античности и формирующиеся в контексте параллельного сосуществования, они искали ответы на те же вопросы и обращались к одному Священному Писанию. И не следует забывать, что именно герменевтика позволила еврейской эллинистической мысли вложить в его перевод на греческий язык, известный под названием Септуагинта , новые прочтения библейских понятий, ставшие впоследствии основополагающими как для иудаизма, так и для христианства. Благодаря развитию александрийской еврейской экзегезы, достигшей расцвета в произведениях Филона, Тора/Пятикнижие поучает новое прочтение. Этот основополагающий корпус Священного Писания перестает быть лишь исторической памятью еврейского народа и становится Законом, текст которого неизменен и подлежит лишь истолкованию [52] О. М. Запрометова, «Тора Моисея: от заповедей к законодательству. Пример еврейской экзегезы периода Второго Храма», в: Страницы 13:3 (2008/2009), с. 323–342. .

Понимание духовного мира любой иной эпохи, его внутренних законов и представлений требует от нас постоянных нравственно-интеллектуальных усилий, на что указывал Аверинцев [53] С. С. Аверинцев. «Похвальное слово филологии», в: Юность , 1 (1969), с. 98–102. . Сложность же понимания и толкования библейских текстов, помимо их «отчужденности» для современного читателя, Ковельман объясняет их удивительной многозначностью, что возникает благодаря обилию скрытых метафор и символичности [54] А. Ковельман, Герменевтика еврейских текстов, М., 2012, с. 9. . Вхождение в мир Торы – это не только знакомство с религиозно-национальным откровением избранного народа, но и особое переживание, вклю чающее приобщение к Священному Писанию («Слову Божьему») и отклик сердца на призыв следовать пути, на который это Слово предлагает вступить. О возрастающем интересе к этой теме свидетельствуют многочисленные зарубежные и отечественные публикации, авторами которых являются библеисты, историки, специалисты по теории и истории культуры, а также философы, социологи и юристы [55] H. Najman, Seconding Sinai: the Development of Mosaic Discourse in the Second Temple Judaism (Bril, Leiden-Boston, 2003), 176 р.; T. Rajak, Translation and Survival. The Greek Bible of the Ancient Jewish Diaspora (Oxford University Press, New York, 2009), p. 420 и др. Среди отечественных публикаций следует выделить сборник статей под редакцией А. А. Гусейнова и Е. Б. Рашковского Философия права Пятикнижия, М., 2012, с. 576. . Цель настоящей статьи – привлечь внимание читателя к развитию представлений, касающихся Торы, как примера порождения новых смыслов при изменении культурного контекста.

Само слово Тора – «учение, наставление» – происходит от корня y-r-h « стрелять /пускать стрелу» и таким образом этимологически относится к тому, что «попадает в цель» [56] W. L. Holladay, A Concise Hebrew and Aramaic Lexicon of the Old Testament (Brill, Leiden, 1988), рр. 143-144; The Jewish Study Bible / Eds. Adele Berlin and Marc Zvi Brettler (Oxford University Press, Oxford, 1999), p. 1. Не все исследователи, однако, согласны с таким утверждением. Возможно речь идет не о двух значениях одного и того же глагольного корня, а об омонимах (др.-греч. όμός – одинаковый + όνομα – имя) – разных по значению, но одинаковых по написанию единиц языка. См.: З. Вайсман, Введение в библеистику. Часть 6. Пятикнижие Моисея: Историко-литературный обзор, Раанана, 2003, с. 20. . Рассмотрим, в каком контексте используется этот термин в самом Пятикнижии, где оно иногда появляется во множественном числе: тора – это заповеди/повеления и наставления, касающиеся таких важных областей, как обряды или ритуалы жертвоприношений [57] Все места Писания, где используется слово тора, приведены в статье «Тора» из Конкорданции. Подробнее см.: З. Вайсман, указ. соч., с. 21–26. . Если в Синодальном переводе (далее СП) Библии, когда в книге Левит речь идет о системе жертвоприношений, тора представлена как «закон»: закон всесожжения (6:8), законе о приношении хлебном (6:14), закон о жертве за грех (6:25) и т. д., то в современном русском переводе Пятикнижия (с древне-еврейского, под редакцией М. П. Кулакова) речь идет об обряде, которому надлежит следовать при всесожжении (6:8), обряде приношения хлебного дара (6:14), обряде жертвоприношения за грех (6:25) и т. д. [58] Пятикнижие Моисеево в современном русском переводе , Заокский, 2009. . Современный комментарий Торы под редакцией Гюнтера Плаута, изданный в переводе на русский язык в 2011 г., отмечает, что перевод слова тора как «закон», часто не совсем точен и может ввести читателя в заблуждение [59] Тора. Современный комментарий / Пер. с англ. The Jewish Study Bible (JSB). Переработанное издание. / Ред. В. Гюнтер Плаут, Иерусалим, 2011, с. 706. . С целью избежать этого упомянутое издание использует для передачи различных оттенков смысла анализируемого понятия такие термины как «учение», «предписание», «указание», «ритуал»: ритуал всесожжения (6:2) [60] Это соответствует Лев 6:8 Синодального перевода. В еврейской Торе отрывок, предшествующий указаниям по поводу жертве всесожжения (6:1–7), является частью предыдущей главы (5:17–26). , ритуал хлебного приношения (6:7), ритуал очистительной жертвы (6:18) и т. д. Перевод Российского библейского общества (далее РБО) под редакцией М. Г. Селезнева предлагает следующие прочтения: «правило, закон, наставление» [61] Например: Быт 26:5 «…все Мои веления: заповеди, законы и правила », в: Книга Бытия / Пер. М. Г. Селезнева, М., 1999. Исх 13:9 «…и пусть закон ГОСПОДЕНЬ всегда будет у тебя на устах», в: Исход / Пер. М. Г. Селезнева и С. В, Тищенко, М., 2000. Втор 17:19 «…исполнять это Наставление », в: Книга Второзакония / Пер. С. В. Тищенко и М. Г. Селезнева, М., 2005. .