Марина Самарина - «…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

То обстоятельство, что Кудеяров как бы отражается и в сектантах и в пострадавших от него, подсказывает мысль, что и голуби – жертвы столяра. Многочисленные сравнения Кудеярова с пауком приобретают в связи с этим дополнительный смысл: если столяр паук, то Матрёна, Петр, купчиха Еропегина и другие сектанты – мухи, попавшие в его сети: «паутина, вся невидимая, ставшая видимой на мгновение, уже потухла, дрябло повисла – будто и нет её; но она висит; всякий, входящий в избу, о нее спотыкается, в нее запутается, и её за собой, уходя, потащит домой из избы; а коли у него есть жена, запутается и жена…».

Потерявший по вступлении в секту не только способность думать, но и собственную волю, человек превращается в средство для достижения чужих целей. Личности в кудеяровской секте нет места, личное начало безжалостно стирается столяром. В описании то одного, то другого голубя начинает звучать мотив смерти: Матрёна – «зеленый труп»; Аннушка-Голубятня, «бледная, как смерть», летает «бескровным нетопырем по коридору»; страшный гость Кудеярова Сухоруков – «бескровный мещанин», многократно названный «дохлым», «дохленьким». Жертвенное положение голубей становится очевидным в конце романа: когда Петр решает оставить секту, его убивают.

Почему же бредящий Древней Грецией Дарьяльский так долго не мог увидеть столь очевидных отличий секты от общины мистов? Потому что пошел в секту за Матрёной, в ней, а не в красавице Кате видя теперь «свою зарю».

Поиски новой религии, которыми занят Дарьяльский, это поиски синтеза, поскольку истинная религия «та, которая всё в себе содержит» (Соловьев). Синтез же должен проявляться на всех уровнях, в том числе, и на уровне стихий.

Сам Дарьяльский связан со стихией огня. Ассоциация создается благодаря красной рубахе и «шапке пепельных вьющихся кудрей». Огню, для того чтобы гореть, нужен воздух. «Будущего семенам», которые носит в себе Дарьяльский, нужна земля, чтобы семена эти проросли, «и оттого-то он к народной земле так припал и к молитвам народа о земле так припал». И ещё семенам нужна вода. И если земля – это народ, то, значит, Заря, зов которой слышит Дарьяльский, которая вдохновляет и, как верит герой, защищает его, – это и воздух, и вода. Так же говорит о ней В.С. Соловьев в цитированном уже стихотворении: «…В свете немеркнущем новой богини небо слилося с пучиною вод ». Небо, или воздух, в мифологиях символизирует мысль, вода же – чувство.

Заметим кстати, что с начала произведения Белый показывает, как трудно Дарьяльскому разделить, различить воду и небо, отделить фантазии, образы от реальности : «Ясный солнечный день, ясная солнечная водица: голубая такая; коли заглянуть, не знаешь, вода ли то или небо. Ей, молодец, закружится голова, отойди!» При этом воздух умного, образованного Дарьяльского пугает: «А небо? А бледный воздух его, сперва бледный, а коли приглядеться, вовсе черный воздух?.. Вздрогнул Дарьяльский, будто тайная погрозила ему там опасность, как грозила она ему не раз, будто тайно его призывала страшная, от века заключенная в небе тайна, и он сказал себе: “Ей, не бойся, не в воздухе ты – смотри, грустно вода похлюпывает у мостков”» (37). Стихия воздуха, мысли не является родной для героя: он предпочитает жить чувствами, фантазиями. Но в отражении, а значит, и в фантазиях всё перевернуто с ног на голову. Об этом Дарьяльский забывает.

Поначалу Дарьяльскому кажется, что Заря – это Катя. Вот почему в те моменты, когда герой чувствует нависшую над ним опасность, он мысленно обращается к невесте: когда «души его запросила рябая баба», «затвердил он, вызывая в душе образ Кати: «Хорошая невеста, добрая моя невеста!» (39); когда заблудился в лесу, снова просил помощи у нее: «Катя, спаси, – уже не далеко до Гуголева…» (120). Он насильно вызывает в душе образ Кати, повторяет про себя, что любит её, потому что для него это – молитва, заговор от бесов: «Знаю, что только ты, Катя, моя жизнь, и да воскреснет бог» (117); «Катя, родная: люблю тебя…» (119); «Катя, родная: только тебя я, Катя, люблю – тебя!» (120); «Спи же спокойно, милая Катя: никогда душа моя, Катя, не забудет тебя…» (122).

Однако, встретив «упорный взгляд рябой бабы» Матрёны в целебеевском храме, он начинает сомневаться в том, что «тайна его раскрывается в Кате». А появление Матрёны на следующий день в Гуголеве совершенно убеждает его, что «Катя – не та заря… Ту можно встретить; но лик её обезобразит земля; вдруг перед ним уже стоял образ вчерашней бабы: т а , пожалуй, была бы его зарей» (179).

Получается, что Дарьяльский теряет веру в Катю именно потому, что она хороша собой, и выбирает Матрёну из-за её неказистости [57]. Об этом подробно сказано в главке «Матрёна». Дарьяльскому начинает казаться, что заря не может воплощаться в красавице, что ему, как сказочному герою, надо отыскать похищенную «злым оком, Россию ненавидящим», невесту, чья внешность колдовским образом обезображена, узнать её сердцем, душой, выбрать её, выдержав искушение красотой других женщин, тоже, возможно, колдовской, ненастоящей. Но это фантазия, отраженный образ, который противоположен реальности: на деле, наоборот, именно заколдованность придает притягательность Матрёне, которая без чар Кудеярова «была как звериха».

Средства, при помощи которых созданы образы героинь, дают возможность связать каждую из них с определенной стихией, а также определить архетипическую принадлежность и даже астрологический знак [58]Матрёны и Кати.

Так, неоднократно возникающий в описаниях Матрёны мотив моря (213, 224 и мн. др.) позволяет считать её образ олицетворением водной стихии, тех изначальных хаотических вод, той первозданной пучины, в которой, по мифологии, зародилась жизнь. Ориентация писателя на мифологический образ великой матери-прародительницы проявилась в имени героини и в возложенной на нее миссии стать матерью царя-голубя. Той же цели служат многократные упоминания о её «красном, белыми яблоками платке»: яблоки считаются атрибутами плодородия и бессмертия. Матрёна в романе не обладает индивидуальными чертами, это лишь пол, а он бессознателен, что опять-таки напоминает о праматери жизни – воплощении «безликого пассивного начала, задача которого —…не препятствовать раскрытию того, что должно быть явлено даже вне зависимости от её воли» [59].

Все названные черты принадлежат архетипу Нептуна – планеты, управляющей астрологическим знаком Рыб. Это существенно, потому что Рыбы – знак, в котором сильно влияние Венеры – планеты, восходящей на заре и потому символизирующей зарю.

Образ Кати создан с опорой на архетип Вулкана, покровителя знака Весов. Это стихия воздуха, т. е. мысли.