Елена Жупикова - Е. П. Дурново (Эфрон). История и мифы

Сотрудник Сергиево-Посадского музея В. А. Ткаченко сообщил, что и эта бабушка Лизы похоронена в Троицкой лавре «за алтарем Успенского собора во втором ряду». Над ее могилой был установлен памятник из черного мрамора с надписью: «Под сим камнем погребено тело рабы божией Александры Ивановны Посылиной, скончавшейся 1863 г. апреля 24 дня». Владимир Александрович добавил, что в записи 1927 г., хранящейся в архиве, есть сведения о том, что «она – Почетная гражданка и что она внесла за место на кладбище и за последующее поминовение сумасшедшую по тем временам сумму – 700 руб. серебром. Деньги были внесены в 1857 году».

Эти сведения заставляют усомниться в том, что император назначил ей «на прожиток 100 тыс., а ее дочерям на приданое по 30 тыс. руб.». Во всяком случае, этот вопрос, несомненно, требует дополнительного изучения.

Среднюю дочь Александры Ивановны (по словам А. Я. Трупчинской, она была горбатой), Александру Никаноровну Посылину, упоминает в своем прошении на имя императора 21 ноября 1889 г. Е. П. Эфрон. Она просила Александра III вернуть ей денежный залог в 10 тыс. руб., внесенный за нее отцом в

С.-Петербургское жандармское управление в 1880 г., на том основании, что внес он его, как пишет Е. П., «из принадлежавших мне денег, доставшихся после смерти моей тетки, Александры Никаноровны Посылиной. Покойный отец мой по духовному завещанию, составленному им еще в бытность мою за границей, оставил все свое состояние моей матери, и я с четырьмя малолетними детьми осталась без всяких определенных средств к существованию».

К прошению Е. П. приложено заявление ее матери, написанное 7 ноября 1888 г.: «Я, вдова Гвардии ротмистра, Елизавета Никаноровна Дурново, единственная, по духовному завещанию, наследница состояния после покойного мужа моего Петра Аполлоновича сим заявляю, что деньги, внесенные в виде залога покойным моим мужем от своего имени при освобождении нашей дочери, Елизаветы Петровны, в конце октября 1880 г., принадлежат нашей дочери и составляют полную ее собственность» [47] ГАРФ. Ф. 102. Д 3, 1889. Д. 65. Л. 2–4. .

Трудно сказать, насколько правдивы заявления о наследстве, полученном Лизой от тетки, которая умерла 22 февраля 1876 г. и похоронена, как и отец Лизы, в Новодевичьем монастыре [48] Московский некрополь. Т. 2. С. 456. . Во всяком случае, это вполне могло иметь место.

А. Я. Трупчинская рассказала в своих воспоминаниях, что о завещании Петра Аполлоновича стало известно в день его смерти. «Среди родни шепот: «Вскрыли завещание. П. А. все оставил жене. Как же она будет распоряжаться такими большими средствами? Ведь она ненормальна …А дочь и внуков оставил нищими». Тому, что в нервной системе Елизаветы Никаноровны были отклонения от нормы, говорят и другие источники. В справке департамента полиции «О дочери отставного Гвардии ротмистра Е. П. Дурново и муже Якове Эфроне», составленной 26 августа 1895 г., о Елизавете Никаноровне написано: «Сама госпожа Дурново (мать), по словам опекуна (Скородумова) – личность несколько странная, с расстроенной нервной системой и страдающая сильным ослаблением памяти» [49] ГАРФ. Ф. 102. Д 3, 1883. Д. 1501. Л. 2. . В 1881 г. правительство (с санкции императора), опасаясь, что имущество Дурново будет использовано его дочерью «на революцию», наложило на него опеку. Статский советник Скородумов – второй опекун состояния супругов Дурново, назначенный, как о том докладывал генерал-губернатор Москвы В. А. Долгоруков в Петербург 15 июня 1884 г., после смерти первого опекуна – Налетова [50] ГАРФ. Ф. 109, 1880, 3 эксп. Д. 578. Ч. 2. Л. 158. .

Сохранилось удостоверение о состоянии здоровья Е. П. Дурново, выданное ей 24 ноября 1880 г. московским врачом, титулярным советником Сергеем Корсаковым и заверенное в московской городской полиции. В нем говорится, что Е. П. «в настоящее время страдает нервным расстройством и что «как со стороны отца, так и со стороны матери у нее существует наследственное расположение к заболеванию нервной системы» [51] ГАРФ. Ф. 109, 1880, 3 эксп. Д. 578. Ч. 2. Л. 9. .

Отклонения от нормы в нервной системе у Лизы проявлялись и в детстве, и во время пребывания ее в Петропавловской крепости в 1880 г.; унаследовал эту болезнь и внук Елизаветы Никаноровны, Сергей Эфрон, о чем свидетельствует его следственное дело в архиве ФСБ, которое изучила и проанализировала И. В. Кудрова.

Начальное образование Лиза получила дома. «…Из воспоминаний А. Я. Трупчинской узнаем, что вначале «Лиля, притаившись, чтобы не мешать, слушает «урок репетитора-студента», который тот дает ее двоюродному брату Сереже, жившему в семье дяди. Занятия проходили в комнате Сергея в мансарде дома. «Ее никто не заставляет, но она тщательно выполняет задания, быстро решает задачи, хорошо усваивает физику. «Ты настоящий чернозем», – говорит ей учитель. Лиля с упоением читает принесенную учителем книгу с названием «Космос», пряча ее от домашних. Она знакомится с астрономией, физикой, биологией, находит новые объяснения зарождения жизни. А в законе божьем – все иначе. Мир сотворен богом «в 6 дней». А в книге: «Первое живое существо – клетка» [52] РГАЛИ. Ф. 2962. Оп. 1. Д. 338. Л. 33. .

Анна Яковлевна рассказывала, как Лиля проводила первые опыты: узнав из книги, что инфузории возникают в нечистой воде, она наливает воду в бутылку, «молится над ней, прося бога не касаться ее, а потом прячет в темный угол шкафа». Через много дней она увидела, что там «движутся какие-то инфузории, зародилась сама, без участия бога, жизнь. Вера в религиозные предания ослабевает, усиливается интерес к знаниям».

С 10 лет, когда умерла ее бабушка, к ней приглашали гувернанток-француженок. Особенно долго в доме жила старушка Лебуржуа со своей внучкой-сиротой Надей, по прозванию «Тямтяша», с ней Лиля дружила всю жизнь.

Французским языком Лиза владела в совершенстве, позднее училась английскому и немецкому. К ней ходили учителя танцев, музыки, рисования. Когда ей исполнилось 12 лет, учитель рисования сказал, что ему больше нечему учить ее – таких она достигла успехов. По словам И. Жук-Жуковского, родители приглашали Лизе таких выдающихся профессоров, как Н. И. Стороженко и А. А. Шахов (последний жил по соседству с Дурново).

Е. П. Дурново, Москва, 1870-е гг.

«Ее интересы, запросы, рост – родители не заметили», – пишет А. Я. Трупчинская. Они больше заботились о том, чтобы «сделать ей блестящую партию». Каждый вечер горничная растирала руки барышни кольдкремом и натягивала на них длинные, до плеч, лайковые перчатки, чтобы кожа была нежной и мягкой. Талию затягивали в корсет, в котором надо было спать. Когда просьбы избавить ее от этих мук не подействовали,