Татьяна Бушуева - Историческая преемственность традиций российской цивилизации. Заменательные даты, исследования и новые документы

Потерпев неудачу в попытке захвата Сталинграда силами только 6-й армии, немецкое командование в конце июля 1942 г. передало в группу армий «Б» 4-ю танковую армию (командующий Г. Гот), которая уже 31 июля повела наступление на Сталинград с юга. В то же время 6-я армия была усилена 17-м и 11-м армейскими корпусами. 31 июля 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования передала в состав Сталинградского фронта 51-ю армию, а 5 августа разделила растянутый на 800 км Сталинградский фронт на Сталинградский (командующий В. Н. Гордов) и Юго-Восточный (командующий А. И. Еременко). В условиях значительного превосходства в силах и господства немецкой авиации 4-я танковая армия вермахта прорвала оборону 51-й армии, 3 августа вышла к реке Аксай и двигалась к Абганерово, охватывая левый фланг 64-й армии. К 8 августа немецко-фашистские части приблизились к Сталинграду на расстояние 30 км. Однако, перегруппировав в тяжелых условиях войска, М. С. Шумилов нанес контрудар и остановил продвижение 4-й танковой армии, которая понесла тяжелые потери. Так, по свидетельству историка 14-й танковой дивизии Р. Грамса, в составе 36-го танкового полка 14-й танковой дивизии, насчитывавшего 8 августа 1942 г. 200 танков, к 10 августа осталось 24 машины.

На отдельных этапах в сражении участвовали более двух миллионов человек. За время Сталинградской битвы вермахт потерял четверть своих сил, сосредоточенных на Восточном фронте. Его потери убитыми, пропавшими без вести и ранеными составили около полутора миллионов солдат и офицеров. По приблизительным подсчетам, суммарные потери обеих сторон в этом сражении превышают два миллиона человек. Государства фашистского блока потеряли большое количество людей и вооружений и впоследствии не смогли полностью оправиться от поражения. Для Советского Союза, который также понес большие потери в ходе сражения, победа в Сталинградской битве положила «начало массовому изгнанию захватчиков с советской земли», за которым последовали освобождение оккупированных территорий Европы и окончательная победа над Третьим рейхом в 1945 г.

Любопытно привести воспоминания гвардии капитана, редактора дивизионной газеты «Боевое знамя» 77-й гвардейской стрелковой дивизии Я. А. Кронрода: «С востока поднимался яркий диск солнца. Поле, которое перед нами расстилалось, громадное заснеженное и изуродованное войною поле, на котором кое-где валялись лошади, кое-где трупы людей, – все освещалось немножко странноватыми красными полосами, как это бывает вообще утром. Солнце в январе еще довольно поздно всходит. Было морозно, но не очень. Причем, когда мы шли на поле боя, нас поражало громадное количество всяких пушек, которые здесь были сосредоточены, которые прямо наверху стояли совершенно открыто. Стояли целые ряды “катюш”. Мы привыкли видеть дивизионные “катюши”, а тут целые полки “катюш” развернулись. Страшная вещь, когда они стоят со своими 16 снарядами. Потом – целая батарея “ванюш”. Затем бесконечное количество артиллерийских средств, начиная от маленьких пущенок и кончая 200 мм тяжелыми орудиями. И все это в громадном количестве. Пушек было больше, чем солдат. Я отвлекусь и скажу, это вам важно знать, какими средствами мы располагали в направлении главного удара. 100 орудий на километр фронта, не считая эрэсовской артиллерии, танковый полк тяжелых и средних танков, значит, 24 танка на километр фронта и примерно на полтора километра – дивизия.

Было тихо. Изредка постреливал немецкий миномет шестиствольный, мины рвались, но, в общем, ничего примечательного не было. Все ждали. И вот ровно в 8.00 начался артиллерийский удар. Рассказать об этом ударе очень трудно. Это что-то невероятное. Такого мне за всю военную жизнь не приходилось ни видеть, ни слышать, и, вероятно, я никогда ничего подобного не увижу. Заговорили все орудия одновременно по всей линии фронта. Отовсюду все стреляло, громыхало <���…> гром, шум орудий – как хотите назовите. Но самое страшное было не в этом. Самое страшное было не звуковое, а зрительное впечатление. Перед нами были немецкие позиции. Если бы вы видели, как рвались снаряды! Видно было, как вверх летят какие-то балки, куски дерева, иногда части человеческого тела были видны. Это производит чрезвычайно сильное впечатление. Но тут не в этом было дело. Было такое впечатление, что взорвалась, вздыбилась вся земля. Все немецкие позиции, сколько вы их видели – точно все они поднялись на воздух. Все у вас перед глазами поднялось куда-то, черт его знает куда, потому что вы смотрите совершенно ошеломленный. Все это было затянуто огнем, дымом, все это было смешано.

У всех было чрезвычайно приподнятое настроение. Было страшно радостно, несмотря на то, что тут творились самые «убийственные» дела. Все было приковано к тому, что там делается. Но посмотрим на небо – совершенно неожиданное зрелище. Все небо как бы закрыто сетью, как бы огромной рыболовной сетью закрыли все небо над нашими позициями. Это летали снаряды “катюш” и “ванюш”. Они оставляют после себя огромные дымные следы, но сами снаряды видны. Они летят довольно медленно. Так как они в воздухе перегоняют друг друга, то все эти линии перекрестились между собою. И все это летит по направлению к немецким позициям и соединяется с немецкими позициями. Вздыбленные немецкие позиции – и на них летит эта сеть.

Все время сплошь стоит канонада. Артиллерийская подготовка продолжалась час. Наиболее концентрированный удар был 15 минут. Этот концентрированный удар до 15 минут внутри этого часа повторялся три раза: в 8.15 – потом затишье, в 8.35 и в 8.45, без пяти девять. Весь штурм без лимитов – это невиданная вещь в артиллерийском деле. Знаете, как их всегда ограничивают. Я наблюдал артиллеристов, которые были рядом со мною. Трудно рассказывать. Сияющие лица, страшно быстрые движения – давай, давай! Без пяти минут девять пошла пехота и пошли танки, пошли, не встречая сопротивления. Где-то заговорил пулемет, где-то заговорила пущенка немецкая – это все, что осталось от знаменитой системы немецкого огня.

Оборона была сломлена, и к концу дня мы прошли на семь километров вглубь после артиллерийской подготовки. Мы, так сказать, прошли предполье. По Россошке тянулась широкая полоса предполья, полевая система укреплений, как положено.

Я вам хочу рассказать необыкновенную вещь, которую пришлось увидеть там. Во многих местах навалом лежали немецкие трупы. Верещагинские картины ожили. Первое впечатление было такое, что это кем-то свалено. В чем дело? Оказалось, что сила огня была так велика, что немцы не выдерживали в укрытиях, выбегали, потому что отсиживаться – верная гибель. Бежали несметные толпы немцев, их накрывало огнем. Все это смешивалось, наваливалось друг на друга, и образовывались трупы, горы трупов. Все, что было в предполье, не отступило, не ушло, ни люди, ни техника. Все это было уничтожено…» 3.