Наталия Гречук - Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников

И Елизавета, при которой был издан не один таможенный указ, тоже однажды «усмотрела, что приезжающие из чужих краев в Россию дворяне и чиновные люди… товары вывозят и продают, не платя пошлин». Того ради повелела она летом 1754 года, чтобы «определенные к пошлинному сбору управители» осматривали на границе возы и баулы всех приезжающих, как российских подданных, так и чужестранцев, какого бы звания они ни были. «Что явится нового, неношенного, с того б брали пошлину по тарифу, без всякого упущения». С назидательной целью в этом указе был упомянут уличенный в контрабанде «римско-императорский посол из Вены» барон Бретлах, несмотря на то, что он «обретался при дворе» самой Елизаветы…

По елизаветинскому Таможенному уставу можно судить, что же разрешалось тогда провозить беспошлинно «партикулярному человеку». А именно: не более 100 червонцев, золотые и серебряные часы, шпагу, табакерки, пряжки «для своего единственного употребления, не для продажи… А ежели у кого явятся сверх того излишние, оные у них конфисковать».

И надо признать, что в «Санкт-Петербургских ведомостях» XVIII века регулярно публиковались объявления от столичной таможни о продаже «аукционным обыкновением» конфискованных вещей. Примечателен, кстати, факт поощрения тех, кто доносил на неплательщиков пошлин – доносчикам полагалась половина изъятого.

Да, самые разные меры против контрабандистов и неплательщиков пошлин принимали таможенные службы… Сохранилась, например, такая удивительная книга, как «Список тайнопровозителей иностранных товаров за 1863–1872 года». На ее 654 страницах – одни только фамилии. Это Департамент таможенных сборов представил данные по всем таможням и таможенным заставам – подспорье в их дальнейшей работе.

Но свои «подспорья» получала и другая сторона, те, кто ездил через границы. Одно из них называется «Русский таможенный ключ для путешественников». Издавший в 1913 году сей «ключ» некто М.С. Кресин учел «сильно развитое желание» человека, попавшего за границу, привезти оттуда что-нибудь на память и облегчил его положение информацией о существующих таможенных пошлинах на товары.

Забавно, что размер этих пошлин давался почему-то, главным образом, с пуда веса. Сыр – 7 рублей 20 копеек с пуда, трюфели – 10 рублей 80 копеек, даже джин и виски (30 руб., брутто), даже духи, пишущие машины и шкуры кенгуру! Штучно проходили, правда, рояли (168 руб.), велосипеды (30 руб.), мотоциклеты (20 руб.), автомобили (220 руб.)…

Ну, а теперь о нашем снимке. Датирован он 1908 годом. За работой – таможенная служба тех времен – Петербургская императора Александра III бригада 1-го Отдельного корпуса пограничной стражи.

23 марта 1917 года Александр Блок написал в письме к матери: «Выгорели дотла Литовский замок и Окружной суд, бросается в глаза вся красота их фасадов, вылизанных огнем, вся мерзость, безобразившая их внутри, выгорела».

Приехав в Петроград 19-го, после того, как февральский переворот уже свершился, Блок увидел старый тюремный замок, от которого недалеко жительствовал, таким, каким предстает он на снимке Якова Штейнберга, – со стенами, раскрашенными черными языками копоти…

О Литовском замке, что стоял у пересечения Мойки и Крюкова канала, многие горожане знают теперь только понаслышке. Тюрьма здесь существовала еще с елизаветинских времен – четыре отдельных здания «ведомства С.-Петербургской полиции». Городской землемер в своей справке для городской Думы в 1871 году утверждал, что они сооружены были в период между 1756 и 1777 годами. Замок же возвели при Екатерине, в 1780-е годы, и проектировал его знаменитый Иван Старов.

В тюремной судьбе Литовского замка было короткое время, когда в нем кипела «вольная» жизнь: в 1798 году, после некоторой перестройки, здесь разместился Литовский мушкетерский полк, от которого и осталось имя. Потом несколько лет квартировал в замковых казармах Гвардейский экипаж. Пока, наконец, весной 1823 года управляющий министерством внутренних дел граф В.П. Кочубей не вошел в Комитет министров с представлением о перестройке Литовских казарм опять в тюрьму «с проектом сего архитектора Шарлемана».

26 ноября 1825 года Литовский тюремный замок приняли «по описи» в ведение города. Последнее обстоятельство стало причиной многолетних споров столичных и центральных властей, кому нести расходы на ремонт. Говорили и о том, годится ли держать тюрьму в центре города. «Демонстрировать эти злобы жизни против двух императорских театров и вблизи дворцов великих князей, конечно, неуместно», – передавало «Новое время» в 1900 году слова одного из гласных на заседании Думы… Эти зафиксированные протокольно споры полезны тем, что помогают узнать многие подробности истории замка-тюрьмы.

Поначалу Литовская тюрьма оставалась обычной «срочной»: арестанты отбывали там назначенные сроки за свои преступления: кто за убийство, кто за грабеж, кто за прошение милостыни, кто за святотатство… 103 камеры были рассчитаны на 801 человека, причем «благородные» сидели в камерах на двоих. Даже тут «отнюдь не смешивали чиновных с чернью» и в «комфорте» отсидки, и в наказании за нарушение распорядка: простолюдина могли высечь розгами.

Потом профиль поменяли: в замке устроили «исправительное отделение» и женскую тюрьму. Посетивший его в январе 1886 года председатель совета по тюремным делам и член Государственного совета Любощинский остался в восторге от постановки дела: «Везде видны чистота и строгая дисциплина. Мастерские, в особенности ткацкая, производят впечатление благоустроенной фабрики; все изделия арестантов исполнены тщательно. На женском отделении обращает на себя внимание прачешная, вполне приспособленная для исполнения частных заказов, в которых нет недостатка».

И до самого февраля 1917 года они по-прежнему размещались в старом Литовском замке – городское исправительное арестантское отделение и женская тюрьма. Именно так сообщали о том и все столичные справочники, не упоминавшие однако, что во внутреннем дворе имелась еще и одиночная тюрьма. Специальное здание для нее возвели в период между 1905 и 1910 годами. Одновременно со зданием одиночки построили тогда и новое помещение для паровой прачечной, заказы на стирку от столичных учреждений и частных лиц поступали бесперебойно. Не простаивали и арестантки-швеи, особенно в годы Первой мировой войны, когда в тюремном замке работала военно-обмундировочная мастерская.