Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

А не сороки втроскота́ша —
на следу Игореве ездит Гзак с Конча́ком.
Тогда врани не гра́ахуть, галицы помлъко́ша,
сорокы не троскоташа,
поло́зию ползаша только,
дятлове тектом путь к реце кажут,
соловии веселыми песьми
свет поведают.

Млъвит Гзак Конча́кови:
«Аже соко́л к гнезду летит,
соко́лича растреляеве
своим злачеными стрелы».
Рече Кончак ко́ Гзе:
«Аже соко́л к гнезду летит,
а ве соколца́ опутаеве
красною ди́вицею».

И рече Гзак к Конча́кови:
«Аще его
опутаеве красною де́вицею,
ни нама будет сокольца́,
ни нама красны девице,
то почнут наю птици бити
в поле Половецком» [74].

Рек, Бо́ян и ходы
на́ Святъ́славля,
пестворца стараго времени
Яро́славля, О́льгова, —
ко́ганя хоти [75]:
«Тяжко ти гόловы кроме́ плечу,
зло ти телу кроме́ гόловы» [76].
Рускои земли без Игоря.

Солнце светится на́ небесе́,
Игорь князь в Рускои земли,
девици поют на Дунаи [77],
вьются го́лоси чрез море до Киева.
Игорь едет по Бори́чеву
к Святеи Богородици Пиро́гощеи, —
страни ради, гради весели!

Певше песнь старым князем,
а потом молодым пети.
Слава Игорю Святъславлича,
Буи-Туру Всеволоде,
Владимиру Игоревичу!
Здравии князи и дружина,
поборая за христьяны
на поганыя плъкы!
Кня́зем слава а дружине!
Аминь.

Не до́лжно ли нам было, братья,
начать старыми словами
скорбных повестей
о битве Игоревой, Игоря Свято́славлича?

Начаться же той песне
по невзгодам сего времени,
а не по замы́шлению Бо́яна.

Бо́ян ведь мудрый,
если кому хотел песнь творить,
то растекался мыслию по́ Древу <���Христа>,
серым волком по́ земле,
сизым орлом по́д облака.

Припоминали битвы —
первых времен усобицы,
тогда пускали
10 со́колов на стадо ле́бедей,
который достигал – и прежде песнь брал
старому Яро́славу, храброму Мсти́славу,
что зарезал Редедю
пред полками касожскими,
Красному Роману Свято́славличу.

Бо́ян же, братья, не 10 со́колов
на стадо ле́бедей пускал,
но свои славные персты
на живые струны воскладал,
они же сами князьям славу рокотали.

Почнём же, братья,
повесть свою от старого Владимира
до нынешнего Игоря,
что одолел ум твердостью своей
и возбудил сердца своего мужеством,
наполнился ратного духа,
навел свои храбрые полки
на́ землю Половецкую за́ землю Русскую.

Тогда Игорь
воззрел на светлое солнце
и видит: от него тьмою
все свои вои прикрыты.
И сказал Игорь к дружине своей:
«Братья и дружина!
лучше ж бы убитым быть,
нежли полоненным быть.

А сядем, братья, на своих борзых ко́ней,
да глянем на́ Синий Дон». —
Сожгла князю ум воля его,
и горечь ему знамение заступила, —
изведать Дону Великого.
«Хочу же, сказал, копье поломать
в конце поля Половецкого с вами, русичи,
хочу голову свою сложить,
а либо напиться шеломом Дону». —

О Бо́ян, соловей старого времени!
если бы ты эти полки воспевал,
скача, соловей, по умному Древу <���Христа>,
летая умом по́д облака,
свивая славы обе части сего времени,
рыща в тропу Тро́яна чрез поля на́ горы, —
петь было хвалу Игорю,
того <���О́льга> внуку.

Не буря со́колов
занесла чрез поля широкие,
галки стадами бегут к Дону Великому, —
сапсана воспеть было,
славный Бо́ян, Ве́лесов внук!

Кони ржут за́ Су́лою,
звенит слава в Киеве,
трубы трубят в Новеграде,
стоят стяги в Путивле,
Игорь ждёт милого брата Всеволода.
И сказал ему
буй Тур Всеволод:
«Один брат,
один свет светлый ты Игорь,
оба с тобой Свято́славличи.

Седлай же, брат,
своих борзых ко́ней,
а мои уж готовы,
оседланы у Курска —
на́перед.

А мои куряне
знающие дру́ги,
под трубами ро́ждены,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
пути им ведомы,
яруги ими знаемы,
луки у них напря́жены,
колчаны открыты,
сабли изо́стрены,
сами скачут
как серые волки в поле,
ищучи себе чести,
а князю славы.

Тогда вступил Игорь князь
в златое стремя,
и поехал по чистому полю;
солнце ему тьмою
путь заступило,
ночь, стонущи ему грозою,
птичий взбудила крик звериный —

Встал близ Див,
кличет вверху древа,
велит покориться землям невладеемым:
Волге, и Поморию, и Посулию,
и Сурожу, и Корсуню, и тебе,
Тьмутороканский кумир.

И ужаснулись половцы,
неготовыми дорогами
побежали к Дону Великому,
кричат телеги в полу́ночи,
что лебеди распуганные.
Игорь к Дону войско ведёт.

Теперь вот беды его
пасёт птичье подобие,
волки грόзу наводят пό яругам,
орлы клекотом
на кости зве́рей зовут,
лисицы брешут
на червонные щиты.

Припев. О Русское войско!
уже ты за Валами теперь.

Долго ночь меркнет,
зари свет запылал,
туман поля покрыл,
пенье соловьев уснуло,
говор галок поднялся.

Русичи
Великое поле
червонными щитами
перегородили,
ищучи себе чести,
а князю славы.

Спозаранок в пятницу
потоптали язычников полки половецкие,
и рассыпясь стрелами по́ полю,
помчали красных девок половецких,
и с ними золото и шелка,
и дорогие бархаты.

Войлоком и плащами, и ко́жухами
начали мосты мостить по бо́лотам
и грязным местам,
и всяким узорочьем половецким;
красный стяг, белая хоруговь,
красная чёлка, сребреный скипетр —
храброму Свято́славличу.
Дремлет в поле
О́льгово храброе гнездо,
далече залетело;
не было оно обиде порождено,
ни соколу, ни кречету, ни тебе,
черный ворон, безбожный половчине.

Гзак бежит
серым волком,
Кончак ему след правит
к Дону Великому.

На другой день очень рано
кровавые зори свет возвещают,
черные тучи с моря и́дут,
хотят прикрыть 4 солнца,
а в них трепещут синии молнии,
быть грому великому,
идти дождю стрелами
с Дону Великого.

Тут и копьям приломаться,
тут и саблям настучаться
о шеломы половецкие
на реке на Ка́яле, у Дону Великого.

Припев. О Русское войско!
уже не за Валами теперь.