Лев Колодный - Тверской бульвар

В «Хождении по мукам» Алексея Толстого, когда по вечерам играл духовой оркестр, сюда приходили сестры Даша и Катя Булавины слушать музыку, Они случайно увидели отправлявшегося на войну петербургского красавца-поэта, в которого обе были безнадежно влюблены. Став Дашей Телегиной, героиня романа встречает здесь Бориса Савинкова, причастного к самым громким убийствам царских сановников, бывшего помощника военного министра Временного правительства, безуспешно пытавшегося свергнуть советскую власть.

Не только в романе, но и наяву вождь боевой организации партии социалистов-революционеров часто бывал на Тверском бульваре. «Вчера вечером я приехал в Москву. Она все та же. Горят кресты на церквах, визжат по снегу полозья. По утрам мороз, узоры на окнах, и у Страстного монастыря звонят к обедне. Я люблю Москву. Она мне родная. …На бульварах темно, мелкий снег. Где-то поют куранты. Я один, ни души. Передо мною мирная жизнь». Это цитата из романа «Конь бледный». Автор его – писатель Ропшин, он же Борис Викторович Савинков.

А теперь цитирую «Записки террориста», изданные в СССР спустя три года после его ареста при переходе государственной границы и последовавшего после допроса самоубийства на Лубянке, а может быть, убийства:

«Борис Вноровский снял офицерскую форму и по фальшивому паспорту поселился в гостинице “Националь” на Тверской. В среду я встретился с ним в “Международном ресторане” на Тверском бульваре».

Студенту Московского университета дворянину Борису передал Савинков бомбу и доверил метнуть ее в адмирала Федора Дубасова, приказавшего стрелять из пушек по восставшей Пресне. В форме морского офицера молодой террорист исполнил поручение, швырнул бомбу в генерал-губернатора, его ранил, адъютанта убил и сам погиб на месте, обагрив кровью Тверскую улицу перед резиденцией наместника царя.

Так Марина Цветаева начинает поэму «Чародей», посвященную сестре Анастасии Цветаевой, вспоминая скоротечную страстную любовь, испытанную сестрами к сверстнику-поэту. (На склоне лет Анастасия Ивановна, испытавшая тюрьмы и лагеря, рассказала мне, что от Марины, решившей вернуться из эмиграции в СССР, муж и дочь, приехавшие ранее нее в Москву, скрыли новость об ее аресте.)

Памятник С.А. Есенину. Фото А.А. Скорохода

С недавних пор Сергей Есенин в бронзе стоит посреди бульвара.

« Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара резною чугунною решеткой… Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя… Ну, владела или не владела – мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было…»

В «Мастере и Маргарите» этот особняк на Тверском бульваре Михаил Булгаков точно называет «Домом Герцена», встреча с ним нас ждет впереди.

В живописи Тверского бульвара не так много, как в литературе. Посвященные ему акварель Константина Юона и две картины Аристарха Лентулова в Третьяковской галерее известны. О третьей – малоизвестной картине Зураба Церетели – расскажу позднее.

Начну с «Ночи на Тверском бульваре», созданной сто лет назад сыном страхового агента, выходца из Швейцарии. Юон родился в Москве, учился в классах на Мясницкой. Его не тянуло на родину отца. Пленила древняя архитектура Москвы, особенно храмы и дворцы на Боровицком холме. Арбат, хотя сам художник на нем жил и обучал живописи в своей школе, его не вдохновил. Никто из русских художников, как Юон, не писал так часто Красную площадь и Кремль. На его картинах – вербные базары и кормление голубей на Васильевском спуске. Он запечатлел захват Кремля в октябре 1917 года, демонстрации и военные парады на Красной площади, включая тот, что состоялся, когда Москва была на осадном положении, 7 ноября 1941 года.

На картине Юона «Лубянская площадь», с непорушенным Китай-городом, тьма извозчиков кружит на санях вокруг единственного авто зимой 1905 года. Тогда еще не пролилась на снег кровь в декабре. Баррикад, поваленных трамвайных мачт и телеграфных столбов у художника на картинах нет. Есть «Кофейня» на Тверском бульваре. То было излюбленное место встречи художников и поэтов напротив дома, где сейчас Театр имени Пушкина.

Публикуемая в книге акварель написана закоренелым реалистом. Залитый светом электричества бульвар полон ночной жизни. Горят огни фонарей, манит прохожих заведение, где у входа стоит, как часовой, половой в белом. В книге «Москва в моем творчестве» Юон назвал «Ночь на Тверском бульваре» ноктюрном, «с таинственными силуэтами фигур, выступающих на фоне рассыпавшегося звездой света от яркого фонаря кафе». За столиками – завсегдатаи. Две пары молодых мужчин и женщин и две грациозные дамы в многоэтажных шляпках и длиннополых платьях по парижской моде доживают счастливые дни перед грядущими революциями.

Игрой света и тьмы акварель напоминает картины импрессионистов, писавших парижские бульвары и кафе с красивыми женщинами. Юон их видел, когда жил в Париже, учился там, когда писал декорации к «Борису Годунову» для «Русских сезонов» Сергея Дягилева. Но за импрессионистами не последовал, что позволило жить без гонений в советской Москве, не признавшей «упадочное искусство».

Кофейня на Тверском бульваре, по словам Александра Чаянова, «некогда претворена в одной из картин Юона». На бульваре началось действие одной из его фантастических повестей под многословным названием: «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М. Романтическая повесть, написанная ботаником Х и иллюстрированная антропологом А.М.: Изд. авт. и художника, II год республики».

То есть 1918 год. Тогда юная советская власть позволяла литературные вольности. Герой повести – архитектор, страдавший от неразделенной любви, едет в Венецию, чтобы избавиться от сердечных мук. Чаянов в молодости брал уроки рисования и живописи в школе Юона. Сам гравировал и коллекционировал гравюры художников Западной Европы, собрал замечательную коллекцию. Вымышленных героев наделял своими увлечениями. Архитектор коллекционировал иконы, фарфор, эротическую графику и стремился в Венецию еще и потому, чтобы увидеть Тициана, Джорджоне и художников, чьи имена мало кто знал.