Михаил Дитерихс - Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале

Большой недостаток лиц чувствовался и для соответственного руководительства розыскным делом: ограниченность количества специалистов этой трудной работы, требовавшей не только исключительной опытности и талантливости, но и положительной честности, ощущалась еще и в мирное время, и в период германской войны; а теперь, после годовалой разрушительной и развращающей работы нашей революции, при спешности организации тыла сибирских войск, военным властям приходилось пользоваться или простым бывшим строевым офицером, или теми, кто сами себя предлагали как бывших опытных работников по этой части.

Характернейшей чертой военно-уголовных розысков являлась их нетерпимость к какой-либо розыскной работе другого органа или учреждения и громадная самоуверенность как в личных талантах по сыску, так и в том, что только то истинно, что добывают и исследуют их управления. Это приводило прежде всего к отсутствию координации в работе между уголовным розыском и обслуживавшимся им следственным производством прокуратуры; в то время как следствие пытается направить исследование дела по одному наметившемуся руслу, по одному разработанному плану, уголовный розыск кидается самостоятельно совершенно в другую сторону, по другим путям, не помогая следствию, а загромождая его различными агентурными версиями, зачастую до абсурдности фантастичными.

Уголовный розыск задерживает массу лиц, допрашивает их, производит обыски, выемки, но весь этот обширный материал поступает к следственной власти только через один, два, а то и три месяца, в течение коих некоторые из свидетелей успевают или умереть, или исчезнуть, миновав рук прокуратуры и следователей.

Черпая данные из различных, зачастую и неизвестных даже агентурных сведений, уголовный розыск сплошь да рядом берется за разработку тех данных, тех версий, в том направлении и той окраске, которые желательны творцам преступлений, ими создаются и ими внушаются розыску через своих контрагентов. Не проверив первоисточника, не установив, можно ли доверять данному агентурному сведению, кто такой давший сведения, откуда он и кем был прежде, уголовный розыск только потому, что данные добыты им, ухватывается за эти новые данные, как за базу своей работы и прежде всего направляет свою деятельность так, чтобы доказать другим истину полученных указаний. На этом пути натыкается, конечно, и на подосланных свидетелей, и на подброшенные теми же агентами «вещественные доказательства», и весь розыск его идет по ложным путям, желательным для преступной стороны и вносящим страшную запутанность, затемнение и сумбур в следственное производство судебного следователя.

Таков был общий характер работы военно-уголовных розысков первого периода следственного производства по делу об убийстве Царской Семьи, и от такого общего характера не отличалась деятельность и Екатеринбургского военно-уголовного розыска.

Не ради критики приведена здесь общая характеристика деятельности органов военно-уголовного розыска – по тогдашнему времени лучшие все равно создать было не из чего, – но ради того, чтобы ярче обрисовались картина постановки следствия и условия, сопровождавшие его ход в этот важнейший период работы. С момента совершения убийства времени протекло немного; идя по свежим реальным следам преступления, уголовный розыск имел возможность очень скоро привести следствие к вполне определенным данным, если бы не страдал, как и другие подобные ему организации, указанными выше общими недостатками сыска, чересчур большим самомнением и легким увлечением отрицательными влияниями.

К этому необходимо добавить, что военно-уголовный розыск состоял в подчинении военным властям, почему имел возможность обособляться в своей деятельности от прокурорского надзора, находя заступничество в военном начальстве. А так как военное положение на театре военных действий подчиняло военному начальству и все гражданские учреждения, к которым, по политическим причинам революционного периода, военные власти относились вообще с предубеждением, то сплошь да рядом органы военно-уголовного розыска получали от своего начальства указания действовать втайне от прокурорского надзора.

Эти положения и создали ту сложную и запутанную обстановку для следственного производства по Царскому делу, распутать которую оказалось возможным только постановкой следствия и расследования в совершенно исключительные условия, обусловленные положением о сенаторских расследованиях.

В первое время по взятии Екатеринбурга работа Екатеринбургского военно-уголовного розыска протекала по совершенно нормальным и естественным путям, соответствовавшим вполне всей совокупности обстоятельств, обнаруженных из осмотра дома Ипатьева и района шахт.

В один из первых же дней был задержан и допрошен доктор Николай Арсеньевич Сакович, служивший при большевиках областным комиссаром здравоохранения и входивший в состав президиума областного совдепа. Несмотря на крайне поверхностный и краткий допрос этого крупного представителя советской власти, тем не менее его рассказ дал весьма существенные первоначальные данные как исходные для правильного выбора путей дальнейшего направления розыскного дела.

Сакович показал:

во-первых, что еще при перевозке Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург членами президиума обсуждался вопрос об уничтожении Царской Семьи путем устройства или крушения поезда, или провокационной охраны поезда;

во-вторых, что по этому вопросу были указания из центра, из Москвы;

в-третьих, что наибольшим значением в президиуме пользовались евреи Сафаров, Войков, Исаак Голощекин, Краснов, Поляков, Хотимский, латыш Тупетул и русские Белобородов и Сыромолотов;

в-четвертых, что Исаак Голощекин и Янкель Юровский, будучи «циниками до мозга костей, могли, не считаясь ни с чем, совершить любую гнусность»;

в-пятых, что «по отношению к бывшему Царю и его Семье у большевиков-руководителей было заметно какое-то беспокойство», характер которого он не брался определить. Сакович полагал, что расстрел бывшего Царя – ложь, «потому что на объявлениях об убийстве бывшего Государя была подпись Свердлова, а ее не могло быть, потому что сношений с Москвой до 16–17 июля уже задолго не было».

Но это последнее была уже двойная ложь самого Саковича, потому что в руках уголовного розыска находились эти самые объявления, и подписаны они были вовсе не Янкелем Свердловым, а президиумом обласовета, а также в помещении бывшего совдепа и на телеграфе были захвачены телеграммы, даты на которых указывали, что никакого перерыва связи с Москвой ни в эти дни, ни в последующие дни не было.