Г. Коваленко - Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков

Какой из всего этого можно сделать вывод? Да пожалуй тот, что напрашивается сам собою: слово «казак», стало в 15 – 16 веках синонимом для порубежников всех мастей и национальностей, занимавшихся не только охраной пограничных территорий, а и набегами на соседей.

В истории такое случается часто и в качестве аналогии, я приведу имя скифов, которые исчезли как народ, задолго до нашей эры. Хотя все античные и многие средневековые историки, много столетий спустя продолжали так называть все причерноморские народы скифами. Впоследствии некоторые европейские хронисты называли скифами жителей Киевской Руси. Точно такая же ситуация сложилась и со словом «казак», которое русские летописцы заимствовали у тюркских народов, и стали так называть всех обитателей Дикого Поля и его окраин. Но кто из этих казаков порубежников стал родоначальником донского казачества? На мой взгляд – ни кто. Хотя отдельные их представители, так и целые их группы, могли вливаться и вливались в его состав.

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны сначала определить, каким требованиям должен соответствовать этнос, прародитель казачества. Требование первое: православие. Во всех упоминаниях о донских, терских или запорожских казаках, они люди православные. Требование второе: близкое духовно-религиозное родство с Русью и её народом. Здесь я вновь бы хотел обратиться к Никоновскому списку и ещё раз процитировать эту запись сделанную архимандритом Антонием на кануне Куликовской битвы: « того ради последи прославился образ Пресвятые Богородицы Донской, зане к Великому Князю Дмитрию Ивановичу Донские казаки, уведавши о пришествии в Междуречии Дона и Непрядвы, вскоре в помощь благословенному Великому Князю и всему православному воинству на побежденье нечестивых агарян вручили».

Ещё раз замечу, из этого короткого отрывка видно не только духовное родство казаков из городков Сиротин и Гребни с Русью, но и противопоставление их мусульманскому миру «агарян», то есть потомков библейской Агари и её сына Измаила – арабов, к которым на Руси причисляли всех мусульман. Из этого следует, что казаки должны быть не только православными, но и ближайшими союзниками России.

Третье требование: этнос прародитель донской вольницы должен был вести кочевой или полукочевой образ жизни и не заниматься земледелием. Возможно ли совместить все эти три требования и найти в глубине веков казачьи корни? Совместить казалось бы несовместимое. Но так ли это? Многие историки считают таким этносом половцев, говоря о том, что эти кочевники приняли православие. Ведь известно, что в Подонье была даже учреждена православная епархия и в русских летописях упоминаются православные монастыри в верховьях Дона, Медведицы и Хопра. Правда эти историки, говоря о принятии половцами христианства, не уточняют, что его приняла лишь половецкая аристократия. Основная же масса половцев продолжала исповедовать языческий культ Тэнгре. О чём пишут Карамзин и Ключевской.

Так же ни когда не было духовно-религиозного родства между русскими и половцами, как не было и прочных союзнических отношений. Половцы регулярно вторгались в русские княжества, уводя тысячи пленников в свои кочевья. Именно эти пленники и являлись основными прихожанами Сарско-Подонской епархии. На основании этих выводов, половцев можно исключить из списка прародителей казачества.

Так кто же этот загадочный прародитель? Здесь нужно вспомнить о сравнительно малочисленных тюркских племенах, ведших полу кочевой образ жизни в Приднепровье, Поросье и в районе Курска. Вытесненные своими более многочисленными сородичами на окраины степи, они находились в вассальной зависимости от русских князей, предоставивших им свои земли для кочёвок и защищавших их от притеснений половцев-куманов, булгар и других степняков. Это торки, берендеи и чегниговские ковуи. В «Слове о полку Игореве» мы находими других тюрок союзников русских князей: татраны, шильберы, топчаки, ревуги, альберы. Все эти малые народы, по словам Карамзина, более известны в русских летописях как Чёрные клобуки или Черкасы. Все эти торки, берендеи, чёрные клобуки и черкасы, к 13 веку приняли православие и в значительной степени ославянились. Их воины входили в так называемые младшие дружины как киевского князя, так и в дружины других князей. Они были самыми верными союзниками руссов, так как находились в конфронтации с более крупными тюркскими народами и только у русских князей они могли найти защиту и покровительство.

Точно так же, «черкасами», в 15 – 18 веках называли запорожских казаков. Совпадение, случайность? Навряд ли. А что собственно обозначает слово «черкас» или «черкес»? Быть может, мы, ответив на этот вопрос, продвинемся в разрешении основного вопроса, о происхождении казачества. Во всех тюркских языках корень «чер», означает воина, вооружённого человека или разбойника. Так турки называли «черкесами» все многочисленные и воинственные народы Кавказа, вне зависимости от того, кто они абхазы, кабардинцы, адыги или собственно черкесы. Слово это обозначало собой в понимании турка разбойника и грабителя, так как вся жизнь этих народов представляла собой бесконечную череду взаимных набегов и грабежей

Возьмём теперь турецкое слово «янычар», так оно пишется и звучит в русской транскрипции. В турецком языке это слово произносится несколько иначе: «енни чери», что переводится как «молодые воины». Всё это позволило называть русским, своих тюркских союзников: торков, берендеев и чёрных клобуков черкасами – воинами. Так же впоследствии русские называли «черкасами» и все горские народы Кавказа. Так что вполне возможно, что Ригельман, записывая историю донского казачества, допустил ошибку и вместо общеупотребительного в России «черкас», написал «черкес», что впрочем не влияет на суть вопроса. А быть может он не видел принципиальной разницы в их различном написании.

И так, часть первой легенды, записанной генералом Ригельманом, вполне подтверждается нашими лингвистическими изысканиями. Она говорит нам о том, что казаки произошли одной своей частью от черкас – ославянившихся православных тюрках: торков, берендеев и чёрных клобуков, состоявших на русской службе. Хотя первоначально отношения между ними и русскими князьями складывались далеко не гладкими. Впервые торки в русских летописях упоминаются как союзники россиян, при Великом князе Владимире крестителе Руси. Тогда они вместе с князем выступили в поход против волжских булгар. Однако торки, верные своим обычаям, время от времени продолжали свои набеги на русские земли, за что и поплатились при Владимире Мономахе. Князь изгнал часть торков из Приднепровских приделов. Другая их часть, верная союзу с киевским князем, так и осталась кочевать по реке Рось и её окрестностям.