Александр Федулин - Отечественная история IX—XIX вв.

Среди русских историков было немало антинорманистов: Костомаров, Максимович, Гедеонов, Забелин, Грушевский и др., но до революции побеждала официальная точка зрения норманизма. Позднее А.А. Шахматов доказал, что «Сказание о призвании варягов» – это поздняя вставка, скомбинированная способом искусственного соединения нескольких северорусских преданий, подвергнутых глубокой переработке летописцами. Шахматов увидел в «Сказании» преобладание домыслов над мотивами местных преданий и обнаружил литературное происхождение записи под 862 г., явившейся плодом творчества киевских летописцев второй половины XI – начала XII в. Появление этой вставки при Владимире Мономахе он объяснял стремлением Руси доказать свою независимость от Византии, претендовавшей на господство в православном мире, обосновать вокняжение Владимира в Киеве исходя из того, что князей приглашали и раньше. То есть политической традицией обосновывать власть ссылками на более древние, как правило, иностранные княжения.

В советской историографии сложились три подхода к известиям летописи о призвании варягов. Одни исследователи считали их в своей основе исторически достоверными. В настоящее время И.Я. Фроянов склонен признать призвание варягов в 862 г., так как появление носителя власти со стороны способствовало усилению потестарных отношений. Вероятно, варяжская дружина была приглашена как наемники для одной из враждующих сторон новгородской знати, но внутренняя усобица позволила Рюрику в 862 г. захватить власть, убив представителя местной княжеской линии Вадима Храброго и его сторонников. Имело место не княжение, а «призвание» для помощи в войне и не трех мифических братьев, а одного варяжского конунга с дружиной. Племенем, пригласившим варягов, были новгородские словене, боровшиеся за господство в словенском союзе племен и стремившиеся завоевать руководящее положение в суперсоюзе, куда входили племена кривичей и чуди. Военная помощь, оказанная варягами, была, очевидно, довольно эффективной, что и побудило конунга посягнуть на местную княжескую власть. Скорее всего захват власти и убийство представителей высшего эшелона власти новгородских словен были единовременной акцией. Если кровавая драма и растянулась, то не на несколько лет, как это изображено в летописях. Длительное сопротивление новгородцев Рюрику должно быть исключено, так как убийство князя Вадима Рюриком с последующим присвоением княжеского титула не было чем-то необычным в то время (бог на стороне победителей – укоренившийся принцип язычников). Приобретение власти путем убийства соперника иллюстрирует вся дальнейшая история языческой Руси.

Так, в 882 г. воевода умершего в 879 г. Рюрика Олег захватил Киев, убив князей (по другой версии воевод-варягов) Дира и Аскольда . Успех того и другого объясняется тем, что их деятельность совпала с внутренними процессами в восточнославянском обществе. Но, по мнению В.Т. Пашуто , варяги явились лишь орудием власти в руках славян. Они пришли на Русь в малом количестве (не более 2% от славянского населения), поэтому не могли принести свою культуру: из 800 имен на Руси только 19 были скандинавскими, первый договор между славянами и Рюриком подписан на славянском языке. Норманны заимствовали у славян всю военную терминологию, молились славянским богам. Нет никаких данных о варяжской земельной собственности и об основании ими поселений.

В силу сказанного Б.А. Рыбаков так определял роль варягов в ранней истории Руси. Варяжские отряды были привлечены в русские земли сведениями об оживленной торговле Руси со странами Востока. Еще во второй половине IX в. они начали совершать набеги и брать дань с северных славянских и финских племен, что подтверждается нумизматическими находками. Новгород долго уплачивал дань – откуп варягам, чтобы избежать новых набегов. Но наличие сухопутных преград-волоков на речных путях не позволяло варягам использовать свое преимущество мореходов. А контрмеры киевских князей (походы на кривичей и полочан в 870-е гг.) содействовали повороту основных варяжских путей в сторону Волги, а не на Днепр. С другой стороны, киевские князья широко использовали варягов-наемников, специально посылая за ними в Прибалтику. Их нанимали и для войн, и для политических убийств. Часть варяжской знати влилась в состав русского боярства, варяжские отряды воевали под флагом русов и поэтому часто отождествлялись с русами. Кроме того, варягов селили за пределами городских стен. Поэтому не следует преувеличивать роль варяжского элемента.

Другие историки полностью отрицали возможность видеть в этих известиях отражение реальных фактов, полагая, что летописный рассказ есть легенда, сочиненная много позже описываемых событий в пылу идеологических и политических страстей, волновавших древнерусское общество конца XI – начала XII в.

Впервые «Сказание о призвании варягов» было записано в «Остромировой летописи» (Новгородский свод 1050 г.), призванной выдвинуть Новгород на первый план по сравнению с Киевом в создании русской государственности. А из «Остромировой летописи» легенда о призвании варягов перешла в общерусское летописание, получив в XII в. более емкое и сложное толкование – своеобразный манифест политической вольности Новгорода и приоритет над Киевом в создании русской государственности, идея «первородности» княжеской власти в Новгороде.

Имеется противопоставление новгородцев киевлянам: первые – потомки Кия с братьями, вторые – Рюрика с братьями. Выдумав трех братьев-родоначальников, новгородцы уравняли Новгород с Киевом.

А киевляне этот рассказ истолковали по-своему («Киевский свод») – как историческое происхождение княжеской власти вообще (идея всенародного избрания, приглашения князя со стороны, противопоставленная мысли об исконности княжеской власти с незапамятных времен), как средство пропаганды единства и братства древнерусских князей, как способ оправдания вокняжения Владимира Мономаха в Киеве.

Появление легенды в «Киевском своде» обусловлено переменами в положении княжеской власти: князь превращался в орган общинной власти, подотчетный вечевому собранию. Это отразилось в изгнании князя Изяслава и избрании на его место Всеслава Полоцкого , и особенно в появлении на киевском столе в 1113 г. Владимира Мономаха. С него начинается систематическая практика избрания (приглашения) князей киевским вечем, что противоречило принципам Любечского съезда 1097 г. о держании каждым князем своей отчины. Договоренность князей осталась пустым звуком, возобладало народное призвание, что и отразилось в летописях. Причем для киевских идеологов было важно именно то, что события начинались в Новгороде, что давало возможность показать пришлость князей, стороннее происхождение княжеской власти в Киеве. Для этого требовалось затушевать местную династию, отказаться от идеи исконности и непрерывности княжеской власти в Киеве.