Илья Эренбург - Война. 1941-1945 (сборник)

Нельзя оккупировать Россию, этого не было и не будет. Россия всегда засасывала врагов. Русский обычно беззлобен, гостеприимен. Но он умеет быть злым. Он умеет мстить, и в месть он вносит смекалку, даже хозяйственность. Мы знаем, что немцев теперь убивают под Москвой, но немцы знают, что их убивают и за Киевом. Слов нет, Гудериан умеет маневрировать, но и ему не усмирить крестьян от Новгорода до Таганрога. Германская армия продвигается вперед, но позади она оставляет десятки, сотни фронтов.

Россия – особая страна. Трудно ее понять на Вильгельмштрассе. Россия может от всего отказаться. Люди у нас привыкли к суровой жизни. Может быть, за границей стройка Магнитки и выглядела, как картинка, на самом деле она была тяжелой войной. Неудачи нас не обескураживают. Издавна русские учились на неудачах. Издавна русские закалялись в бедствиях. Вероятно, мы сможем исправить наши недостатки. Но и со всеми нашими недостатками мы выстоим, отобьемся. Тому порукой история России. Тому порукой и защита Москвы.

Может быть, врагу удастся еще глубже врезаться в нашу страну. Мы готовы и к этому. Мы не сдадимся. Мы перестали жить по минутной стрелке, от утренней сводки до вечерней, мы перевели дыхание на другой счет. Мы смело глядим вперед: там горе и там победа. Мы выстоим – это шум русских лесов, это вой русских метелей, это голос русской земли.

28 октября 1941

Я привык к беженцам. Уже не первый год Европа кочует. На вокзалах северной России сидят люди. Они из теплой Украины. Где-то далеко их хаты, вишенники. Они спасли подушку и чайник. У них пустые, как бы невидящие глаза. Они похожи на беженцев из Малаги или из Альмерии. Из Москвы уехал старый профессор. Он растерянно моргает близорукими глазами. Зачем-то он привез электрический утюг жены – утюг бросился ему в глаза. А его работы погибли. Я видал таких же профессоров на берегу Луары…

Теперь я увидел новых беженцев: закочевали станки, заводы. Я видел их в пути. Они ночевали на узловых станциях. Вчера я побывал на новоселье. В нескольких десятках километров от города в пустоши работает большой завод. Там изготовляют авиапулеметы и приборы для сбрасывания бомб. Этот завод не построен здесь, он сюда приехал, это завод-беженец.

Еще недавно здесь была мастерская телег, старых русских телег, связанных со степью, с грязью, с медлительной жизнью захолустья. В кузнице под открытым небом горели печи петровских времен. Построили крыши, залили землю асфальтом, и сложные машины верещат не замолкая.

Завод приехал из Киева. Две недели спустя он был готов. Он выпускает теперь вдвое больше пулеметов, нежели в Киеве. Там инженеры гордились зданием. Здесь тесно, трудно повернуться. Кругом непролазная грязь, бездорожье. Но теперь нужны не красивые здания, теперь нужно одно – оружие. И люди дают оружие.

Десять лет тому назад я видел, как люди строили Кузнецк. Это было суровой эпопеей. Среди тайги росли громадные корпуса. Люди в землянках говорили о садах будущего города.

Тогда люди умирали за мечту. Теперь они умирают за дыхание, за родной дом, за самое простое и за самое нужное.

Рабочие работают по двенадцать часов: две смены. Они приехали из Киева с семьями. Они живут в тесноте. Трудно с продовольствием, но поразительна сила духа. Люди говорят: «Ничего, справляемся. Лишь бы выиграть войну». У всех людей большое горе: не то, что не привезли сахара или табака, не то, что тесно в крохотной комнатке. Нет, их горе другое: родной город узнал вражеское иго. И они лихорадочно спрашивают: «Не слыхали вы, что они наделали в Киеве?»

У одного старого токаря немцы расстреляли в Киеве сына. Он не плакал, получив страшную весть, пошел сразу на работу. Я говорил с ним. Он нежно гладил ствол пулемета, как руку друга. Он повторял цифры производства. Для него работа теперь единственный душевный выход, единственное оправдание того, что он жив, когда его шестнадцатилетний Васюк расстрелян.

Авиаприборы легки и точны. Они похожи на ювелирные безделки. Их делают среди пустыря, среди грязи, их делают люди, потерявшие кров и близких.

Я был на другом пустыре. Там ставят станки из Москвы. Через неделю еще один бродячий завод начнет работать.

Я не раз говорил о силе русского сопротивления. Русский может жить так трудно, что вспоминаешь древних подвижников. Сон России двадцатого века был сном об американской машинной цивилизации. Заводы становились храмами. Но вот настали дни испытаний, и оказалось, что русские могут работать на усовершенствованных станках, как их деды работали в поле с деревянным плугом. Чем глубже заходит враг в нашу страну, тем жестче становится сопротивление.

Мы будем делать пулеметы, самолеты, танки – на бивуаках, в пустыне, в лесах. Мы поразим мир нашим упорством. Но пусть помнят наши друзья за проливом и дальше, за океаном: мы потеряли много наших промышленных центров, мы потеряли приднепровские города с их мощными заводами, руду Кривого Рога, Харьков, уголь Донбасса. Заводы Ленинграда и Москвы ушли на восток. Рабочий из Киева, тот, сына которого убили немцы, делает пулеметы. О нем можно написать чудесную поэму. Но сейчас нам не до поэм. Пусть помнят о судьбе этого токаря рабочие Англии и Америки. Сейчас стыдно уговаривать и поздно доказывать.

Ветер гасит слабый огонь. Ветер разжигает большой костер. Испытание не задавит русского сопротивления. Испытание его разожжет. Мы не отворачиваемся от карты: мы видим Украину, захваченную врагом, немцев под Москвой, немцев под Ростовом. За этими словами скрыта страшная беда: сотни разоренных городов, миллионы порабощенных людей. Немцы обсуждают, под каким именем включить Украину в Германию. Вшивый Антонеску гарцует по улицам Одессы. Как это вытерпеть? А бомбы впиваются в нашу гордость, в нашу любовь – Москву…

И вот сжимаются сердца, (лаза блестят от гнева. Растет сопротивление. По-прежнему геройски держится Ленинград. Защитники Москвы изумляют мир своей доблестью. В тылу готовится мощная армия. Киевские, харьковские, днепропетровские заводы работают среди полей Заволжья и Урала. Машины стали беженками. Наспех расставили станки. В тесноте работают рабочие: делают самолеты, автоматическое оружие, моторы. Враг в Донбассе. Но у нас Кузнецк, Караганда. Враг захватил Кривой Рог. Но у нас Магнитка, у нас мощные заводы Урала. У нас еще много земли, много нив, много станков.

Наши враги вынуждены признать отвагу бойцов и командиров Красной Армии. Почему же мы отступали? Почему отдали немцам цветущие области, дорогие нам города? На том или ином участке фронта у врага оказывалось численное превосходство. У нас народу вдвое больше, чем у немцев, но у немцев больше моторов – они могут легче маневрировать.