М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

Не менее важным было и то, что передвижение из Балтики в Средиземное море превратило «беллетристическую географию» плаваний матроса Василия Кориотского в освоенное вполне реальное пространство, где русские не только поражались увиденному, но и сами готовы были удивлять – сначала своими не вполне пригодными для такого плаванья судами, а затем и неожиданными славными победами.

И.М. Смилянская, Е.Б. Смилянская

История военных операций 1770-1774 гг., предпринятых российским флотом во время Архипелагской экспедиции в Восточном Средиземноморье, столь подробно и тщательно исследована военными и историками [412], что, кажется, нет необходимости вновь возвращаться к ее детальному анализу. Вместе с тем, даже подробно изученная, эта история продолжает вызывать споры, противоположные оценки причин и значения побед и поражений. В историографии нет однозначного ответа на вопросы: как оценивать операции 1770 г. в Морее – как героическую страницу русско-греческих военных контактов или как авантюру, повлекшую за собой кровопролитную резню; какое значение для российской экспедиции имела военная поддержка жителей Балкан и Архипелага; смогли ли русские воспользоваться всеми успехами «совершенной победы» в Чесменской битве или в праздниках и салютах упустили неожиданно свалившийся на них успех; в чем выражалось военное господство российского флота в Восточном Средиземноморье – в блокаде Османской империи или в «пиратстве» и угрозе всей левантийской торговле – и было ли это господством или преобладанием. В данной главе предпринята попытка представить наши аргументы в пользу той или иной позиции.

В отличие от черногорского «происшествия» 1769 г. (см. гл. 2) военные действия, открывшиеся в Морее с приходом первых двух эскадр, разворачивались по заранее разработанному плану. Главной особенностью этого плана было взаимодействие греческих повстанцев и российского флота. Начало совместных действий предполагалось осуществить на юго-западе Пелопоннеса (Морей) сразу по подходе российского флота к берегам Греции. Выбор пал на Пелопоннес (а не на Черногорию) и, соответственно, на союз с греками [413] .

Английский посланник Кэткарт сообщал в Лондон в первые месяцы войны о своих беседах с одним из греческих эмиссаров Г.Г. Орлова (видимо, с И. Палатино). Тот убежденно говорил о том, что «греки жаждут свободы, и небольшая (как оказалось, греками ожидалась большая. – Авт.) помощь даст им возможность добыть ее, а укреплением Коринфского перешейка сохранить ее. Албания, Эпир, Занте, Кефалония и соседние острова последуют примеру Морей. Кандии восстать трудно: на ней много турецких крепостей; но можно укрепить один или два острова в Архипелаге и тем воспрепятствовать снабжению Константинополя съестными припасами через Дарданеллы» [414].

В своем рескрипте от 29 января 1769 г. Екатерина II прямо говорит о предстоящей диверсии со стороны Морей и Архипелагских островов. Предписывая А.Г. Орлову подыскать хороших кормчих для эскадры, она имела в виду лоцманов, знакомых с итальянскими (Италия рассматривалась как место промежуточной стоянки кораблей) и с греческими, а отнюдь не черногорскими, берегами.

Г.А. Спиридов тоже в самом начале 1769 г. составил обстоятельную записку с описанием погодных и гидрографических условий района Морей [415]. В этой записке Спиридов настаивал на необходимости иметь флоту пристанище по его прибытии в Средиземное море. Он полагал, что роль такого пристанища могли бы выполнить Корон и Модона (Метони) в Морее, не исключая, правда, и порта Валоне (Авлоне) в Албании. Только имея порт, настаивал он, можно идти к Коринфскому перешейку и в Архипелаг [416]. И если ко всему сказанному добавить особое внимание в России к боям греческих повстанцев в районе Коринфа, то можно заключить, что перед первой эскадрой стояла стратегическая задача овладеть портом в западной Морее и двинуться на захват Коринфского перешейка для того, чтобы отрезать Морею от остальной Греции и тем нанести серьезный урон противнику. Кстати, в письме к Вольтеру конца июля 1770 г. Екатерина писала: «… от греков зависит воззвать к жизни Грецию. Я сделала все возможное для украшения географической карты сообщением Коринфа с Москвою. Не знаю, что из этого выйдет» [417].

С точки зрения военно-морской стратегии начала XX в. этот план был весьма уязвим. Историк военно-морского флота лейтенант флота Н.Д. Каллистов, полагавший, что разработка стратегического замысла принадлежит А.Г. Орлову, упрекал его «в нарушении элементарных требований морской стратегии», поскольку он «предпринял эти действия с моря в то время, когда турецкий флот еще господствовал во всех своих водах». Каллистов заключал, что печальный конец сухопутного предприятия в Морее был возмездием за это нарушение [418]. Если военные историки правы, то остается признать, что стратегические планы Екатерины изначально содержали крупный просчет. Но реализация этих планов зависела, и это понимали в Петербурге, не от ограниченных сил военных первых двух эскадр, а – прежде всего – от совместных действий греческих повстанцев , чью численность подсчитать не представлялось возможным.

В инструкции, врученной адмиралу Спиридову перед отплытием эскадры, отсутствовало детальное предписание относительно его образа действий в Средиземном море, «бо по дальности места и по несведению людей и нравов», полагала Екатерина, нельзя было предусмотреть с достаточным основанием все «случаи», ожидавшие русский флот [419]. Действительно, многое в будущих операциях представлялось неопределенным, и командованию следовало принимать самостоятельные решения в зависимости от меняющихся обстоятельств или от изъянов информации, которой оно располагало.