М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

В силу этого на А.Г. Орлове, находившемся поблизости от предстоящего места действий и облеченном обязанностью готовить восстание греков, лежала особая ответственность. И его внимание было сосредоточено на районе Мани. 6 января 1769 г. к Екатерине II обратились капитаны, разделявшие власть над Мани, фамилии многих из них упоминались в документах миссии Г. Папазоли [420], с прошением подать грекам «руку помощи». Они утверждали, что сами сохраняют вольность, борясь с турками (отсюда, видимо, возникло деление императрицей греков на находящихся под турецким игом и вольных «поборающихся», которое содержится в рескриптах Эльфинстону и Арфу), и писали: «Но что в собственной нашей вольности в разсуждении общия православнаго нашего рода гибели?» Война турок против России, «врожденная к престолу вашему склонность, послушание и благоговение наше не попускают нам больше остаться без действия». А далее следовали уже известные заверения о 40 тысячах воинов Мани и 100 тыс. остальных пелопоннесцев («во всем Пелопоннисе людей, способных к войне, щитается, кроме нас, более ста тысяч»), не считая остальных жителей Эллады, Фессалии, Македонии и Химары, и «все сии [пребывают] в единомыслии с нами, и все мы намерены и готовы пролить и самую последнюю каплю крови нашея для службы Благочестивейшия Державы Вашея и для освобождения православныя братии нашея», «есть ли только во укрепление себе получат сильную руку вашу» [421]. (Как при таких заверениях не могла ни возникнуть у организаторов Архипелагской экспедиции надежда на успех сухопутных военных действий при поддержке русского флота!)

С весны того же года у Алексея Орлова установились связи с маниотскими (или майнотскими) капитанами. Контакты осуществлялись через Триест, где у Орлова были свои «корреспонденты» [422]. А осенью, в октябре 1769 г. Орлов отправил письмо главе майнотов Георгию Мавромихали, детально описав мероприятия, необходимые для организации совместных действий [423].

В своей деятельности А.Г. Орлов должен был предусмотреть и возможные осложнения в продвижении флота к берегам Греции, и облегчить пребывание эскадры вдали от российских баз не только путем организации складов боеприпасов и продовольствия, строительства госпиталя, снабжения флота опытными лоцманами, посылки брата Федора в Порт-Магон на встречу флота, но и через обеспечение экспедиции широкой поддержкой со стороны греческих и славянских [424]капитанов. И в этом Алексей Григорьевич преуспел.

Ф.Г. Орлов

В 1769-1770 гг. в российской и европейской прессе постоянно публиковалась информация о том, что греки и славяне в ожидании прибытия русского флота строят мелкие суда для ведения военных действий, что множество искусных стейерманов направились из Архипелага в Порт-Магон для препровождения российского флота в Левант; что «почти во всех приморских местах папских земель разъезжают греки с российскими паншортами для испытания ходу на греческом море», что у Болеарских островов собралось много вооруженных галер, соединившихся затем с эскадрой Спиридова [425]; что греки островов Идра, Псара, Специя и других, известные своим мореходным искусством, готовились к восстанию [426]. Таким образом, начало военных действий в Морее сопровождалось подогреваемыми прессой ожиданиями всей Европой того, как в ближайшее время греки с помощью русских свергнут многовековое османское иго.

Ждали прихода русских и греки Пелопоннеса и южных Балкан. Безусловно, проделанная российскими эмиссарами подготовительная работа (см. гл. 1) не прошла для жителей Балкан незамеченной. В этом аспекте представляет большой интерес письмо В.С. Тамара А.М. Голицыну в Петербург от 1/12 мая 1769 г. Тамара сообщал, что возобновил (возможно, со времени посещения Греции в 1766 г.) знакомство с архимандритом Дамаскиным, экзархом Константинопольского патриарха в Греции, «ревностным приверженцем России», имевшим связи со всей Грецией (не тот ли это «знатный между духовными человек», с кем в 1764 и 1765 гг. имели дело Г. Папазоли и И. Палатино и чье имя они сохранили в тайне?), и архимандрит ознакомил Тамара с письмами, полученными из Греции. В одном из писем капитан Бенаки, перебравшийся из своей резиденции в Каламате с охраной в 1400 человек подальше от турецкого паши и поближе к майнотам, выражал удивление тем, что не имеет известий от русских и уже три месяца не получает писем от Папазоли (значит, переписка между ними имела место). Известный по документам миссии Г. Папазоли Буковал сообщал, что у него и других «начальников» под ружьем состоит 15 тыс. человек; из горных районов

Ксеромеры писали, «что встали с оружием в руках от 10 до 12 тысяч; что они ждут Русских, но никого еще из них не видели. Они ожидают известий о победах Русских над Турками, чтобы начать действовать сообразно степени успеха». Наконец, греки 360 селений, расположенных в горах вокруг Янины, отказавшиеся выдать туркам свое оружие, готовы к восстанию [427].

Но и другие энтузиасты-греки предпринимали шаги в расчете на русскую поддержку [428]. Об одном из них писал в 1771 г. российскому командованию в Архипелаге Стефан Мавромихали, рекомендуя Пандази Палеолога, который, по свидетельству Мавромихали, с 1760 г. с братом Янаки Палеологом ездили в Константинополь к российскому «министру», чтобы тот дал им помощь «воевать против агарянской силы». В 1769 г. Пандази Палеолог сумел передать послу Обрескову, находившемуся уже в Семибашенном замке, просьбу написать в «Петерсбурх, ежели можно, то б прислать российский флот и запереть Дарданеллы, чтоб не пропускать провианту и принудить турок от голоду умереть… а как скоро прибудет флот, то всех греков и маниотов против турок вооружить» [429]. По тому, что и в 1771 г. после поражений в Морее Пандази Палеолог и другие его соотечественники продолжали предлагать смелые проекты совместных действий, можно судить, что с надеждами на российскую поддержку греки Пелопоннеса расставались с трудом.

В свою очередь Порта с начала войны смягчила свою политику в Греции. «Султан издал строгие повеления всем пашам, правителям областей, чтобы обходились с Греками со всевозможным человеколюбием, со всякою мягкостию, и приказал возвратить им оружие», – писал В.С. Тамара на основании писем, полученных из Греции [430].

Совершенно очевидно, что прихода российского флота ожидали и готовились к нему представители разных социальных страт Морей – от землевладельцев и духовенства до городских обывателей и горцев-майнотов [431]. Однако при неразвитости национального сознания, преобладании религиозных и родоплеменных приоритетов разные группы населения, встречая русских, руководствовались своими мотивами, что не могло не отразиться на их политическом поведении [432]. Как писал греческий просветитель Адамантиос Кораис (1748-1833), «некоторые думали только об отмщении своим притеснителям (и в ходе военных столкновений они жестоко расправлялись с турками. – Авт.); другие считали своим долгом перейти на сторону русских в силу единоверия, надеясь, что они восстановят божьи храмы, разоренные турками и превращенные в мечети (и русский флот, учитывая это, вез церковную утварь, а А.Г. Орлов приказал освятить 21 апреля 1770 г. в Наварине древний храм, превращенный турками в мечеть – Авт.) [433]; многие же благомыслящие люди смотрели на русских как на народ, предназначенный Провидением воскресить свободу Греции (и российские обращения содержали освободительные призывы. – Авт.)» [434].