Татьяна Хмелевская - Осуществление ожидаемого. Критический анализ Библии. Уроки теоретической мудрости

Как вы думаете, почему это зачатие и рождение называется непорочным? Всё по той же причине: всеобщим для учения духом и его теорией «оплодотворяется» внешняя сторона учения в своём непременном логическом развитии. Если это условие нарушается, то процесс рождения «Сына» будет греховным. И это чадо уже не станет называться законным сыном Отца.

Если «Христос» – порождение «Отца», значит и «Мария», его жена, в этом случае будет не личностью, мамой сына по аналогии с человеческой родительницей, а таким же термином, обозначающим нечто большее – философскую категорию, которая называется истиной… о внутреннем и внешнем содержании учения. Если «женщина» – образ его внешней, по недопониманию человека алогичной стороны, то «законная жена» – смысловое единство первой и второй сторон, которое апостол называет «единством веры». Именно от такой «жены» и её «мужа» – единого для учения Духа и рождается единородный законный «Сын»: от духа рождается тождественный ему дух: «Я и Отец – одно…. Но Отец более меня…» Ин 3:6. Если «Отец» – общий для учения дух, его принцип, то «Сын» – его истинный, совершенный продукт или итог теоретической дешифровки каждого фрагмента в отдельности: «По плодам их узнавайте их». И по закону учения эти два духа – нерасторжимое целое. А потому и учение с полным на то правом можно охарактеризовать как некую органически цельную систему знаний, которую евангелисты наградили именем «тело». Здоровье этого интеллектуального образования зависит от того, как мы понимаем имя «Бог». И, если оно здорово, то все члены тела работают в унисон его «сердечным ритмам». Любой библейский фрагмент, пропущенный через чистое стекло теории, заканчивается рождением «Сына» по имени «Христос». Вот вам и здравое или чистое учение, очищенное от волшебно-мистической брони, которую Христос назвал проказой. От своих учеников апостолы требовали следовать и внимать такому учению.

Часть общества, придерживающаяся научной картины мира, критически, с нескрываемой иронией оценивает евангельский эпизод рождения «Сына Божия». И, действительно, эта картинка в буквальном значении не отвечает никаким нормам логического, соответствующего биологической жизни, этого «божественного явления». Но в свете библейской теории истины этот весьма сомнительный «факт» трансформируется в естественную картинку. Оказывается, что «Иосиф», «Господь» и «Дух Святой», от которого рождается у «Марии» «Сын», – одна сущность, принадлежащая второй сфере учения – небесной. В её мыслительном пространстве эта «святая Троица» – всего лишь разные иносказательные маски-образы всеобъемлющего, смыслообразующего для учения понятия имени «Бог».

«Иосиф» позаимствован евангелистом из книги «Бытие», как прообраз того Духа, который назван в Новом Завете «Сыном Господа», а затем «самим Господом». Евангелисты «думали, что Иисус сын Иосифов, а оказалось, он Сын Божий», а ещё его называли «Сыном Давидовым». И это всё правильно! «Иосиф» и «Давид» – прообразы «единого пастыря», духом которого, пропитано, словно целительным, животворящим нектаром, всё Писание. Он законодатель моды на разумное мышление с его неусыпными бдительностью и сомнением . Лк 1:32; 3:23. Ин 1:45; 5:39.

Говоря о дарах духовных (14:1), Павел заостряет внимание своих учеников на том, что «никто, говорящий Духом Божиим, не произнесёт анафемы на Иисуса, и никто не может назвать его Господом, как только Духом Святым. Дары различны, но Дух один и тот же» 1Кор 12:1—3 . Создаётся впечатление, что Павел противоречит Христу и самому себе. Ничего подобного! Обратим внимание, что как Христос, так и Павел свои рассуждения начинают с Духа Святого. Это очень важное наблюдение. Они оба говорят о духовной сфере учения, в которой имена «Христос», «Бог Отец», «Господь», «Дух Святой» конкретные по содержанию понятия или понятие, которые во внешней сфере выступают в маске различных образов. Так что «Давид» – иносказательный образ понятия с его конституирующим свойством, которое задаёт вектор движения в область логико-рационалистичной духовности.

Ясно, что верующие христиане всего мира такого понимания этих стволовых для учения имён не имеют. А потому они из тех рабов, которых Христос велел выбрасывать во «тьму внешнюю». Анафемствовать на «Отца» и «Сына» – значит слепо следовать ассоциативному образу формальной буквы учения. Ни о каком новом союзе с Богом Отцом, со смыслообразующим понятием здесь речи не может идти. А раз так, то всё, что не с ним, есть то классическое язычество, против которого и направили свои огненные стрелы безымянные создатели и исполнители «великого дела».

«Жена», по закону жанра, – логически обустроенная внешняя сторона учения. А после духовной «бани» она уже являет собой единство двух сфер: «…И будут двое одна плоть…, единство веры», когда «вера» – образ достоверного, логически и теоретически обоснованного знания того или иного фрагмента, а в целом всей Библии и её «великого дела» Быт 2:24. Мф 19:4—6. Поэтому такая «жена» называется законной, добродетельной, благочестивой, чей прообраз запечатлён в образах Рахили, Сарры, Ревекки, Руфи, Есфири и других жён и цариц. Ева же – образ блудной женщины, совратившей «человека, созданного из праха земного». Она – женщина-блудница. Она вводит в заблуждение, совращает своей красотой человека мужского пола, т.е. дух внешней стороны. И теперь он будет называться духом заблуждения. От их союза на свет появляется незаконный «сын» – религиозно-мифический тип мировоззрения. Прообразами такого «сына» являются ветхозаветные Каин, Измаил, Исав, Вениамин, Саул и многие другие. Они не удостоились высшего звания Сына Божия или Духа Божия, которого евангелист назовёт Духом Святым, или его рабом. С ними Господь не заключал своего завета – договора о богодухновенности Писаний.

Религиозный образ, внешняя сторона учения, одухотворяясь, превращается в одно, единое по смыслу, логическое пространство, называемое небом или Царствием Божием, в котором и обитает «Сын» законной «жены», которому в книгах первой, законодательной, части «великого дела» даны образы Ноя, Авраама, Иакова, Израиля, Иосифа, Давида, Самуила и многих других. Одновременно эти образы являются прообразом новозаветного Бога Отца. Когда люди эти два образа пытаются соотнести с человеческой родственностью, учение, преломляясь в кривом зеркале традиционных верований, искривляется и превращается в хилого, нежизнеспособного уродца. Он и по сей день жив, но едва дышит исключительно и благодаря общечеловеческим пристрастиям ко всему сверхъестественному, которое, как известно, не терпит ясного, естественного света, рождённого критической работой человеческого разума. 69 69 Пусть меня читатель простит за разжёвывание материала. По собственному опыту знаю, как трудно неискушённому в библейском языке человеку понять простую истину, ставшую основанием «великого дела». В восприятии «чужестранного языка» на уровне чувства нужна длительная тренировка. И поскольку её нет, постольку мне очень трудно донести до глухого уха суть библейской проблемы о воскрешении истины.