Коллектив авторов - Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

В рамках альтернативного подхода другие понятия используются как часть определения инноваций: «Инновация имеет место, когда кто-либо использует изобретение – или использует что-то уже существующее новым образом – для изменения образа жизни людей». В данном случае изобретением может быть новая концепция, устройство или другие вещи, которые облегчают деятельность, а инновационность не связывается с тем, получил ли создатель или организатор инновации выгоду и принесла ли она позитивный эффект.

Таким образом, инновация – это внедренное новшество, обеспечивающее существенный рост эффективности процессов или продукции, востребованных рынком. Она является конечным результатом интеллектуальной деятельности человека, его творческого процесса, открытий, изобретений и рационализации. Примером инновации является выведение на рынок продукции (товаров и услуг) с новыми потребительскими свойствами или качественным повышением эффективности производственных систем. В современном рыночном контексте «проверка нововведения состоит не в ответе на вопрос, нужно ли оно, а в том, чтобы ответить на вопрос, может ли оно быть продано» [Гелбрейт 1976, с. 262].

В самом широком смысле инновация – это «любое неленаправленное, позитивное изменение материальных и нематериальных элементов организации, то есть изменение, способствующее развитию и повышению уровня организации» [Санто 1990, с. 100]. Ныне инновация нормативно трактуется в соответствии с «Руководством Фраскати». Данный документ, принятый Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в 1993 г. в итальянском городе Фраскати, определяет инновацию как «конечный результат инновационной деятельности, получивший воплощение в виде нового или усовершенствованного продукта, внедренного на рынке, нового или усовершенствованного технологического процесса, используемого в практической деятельности, либо в новом подходе к социальным услугам» [Innovative…, 2008]. Это определение все же не содержит ясных критериев новизны и не лишено двусмысленности между подлинно «новым» и «усовершенствованным».

В содержательном сборнике «Принуждение к инновациям: стратегия для России» под редакцией В. Иноземцева поставлен вопрос «…о теоретической сумятице в понимании… модернизации и инноваций». Авторы методологически корректно отмечают, что «в данном случае плюрализм неуместен – модернизация в теоретическом преломлении и практическом воплощении не равна инновациям (курсив мой. – И. Л. ). Укоренившаяся трактовка модернизации и инноваций, как синонимов, существенно усложняет начало модернизационных процессов.

В теоретическом аспекте – это разные категории вследствие нескольких ключевых соображений. Модернизация – процесс становления зрелого индустриального общества, сопровождающийся демонтажем традиционных социально-экономических систем. Становление инновационной экономики следует отнести к более высокому типу общества, в котором, как отмечали К. Маркс в XIX в. и Д. Белл в XX в., наука «становится непосредственной производительной силой», а «прогресс общества все более однозначно определяется успехами в области знания»… инновационная экономика – в отличие от модернизации – формируется естественным путем на протяжении десятилетий, если не на протяжении смены нескольких поколений» [2009, с. 36].

Такое, на наш взгляд, адекватное понимание соотношения модернизации и инноваций, как различных ступеней зрелости общества, еще не стало нормативным, и остается проблематичным. В обстановке всеобщего ажиотажа вокруг инновационной деятельности, как панацеи исхода из всех глобальных, региональных и национально-государственных проблем, прозвучал вопрос: «Всегда ли нова инновация?». «Когда говорят «инновация», – отмечает российский эксперт В. Кудров, – то часто не задумываются над определением этого понятия. Базой инноваций, естественно, являются знания, точнее, новые знания, новации. Однако инновация это не только технический или производственный продукт в виде нового товара или услуги, но в широком смысле это еще и новый производственный и управленческий и организационный процесс, новый производственный аппарат и менеджмент и даже новый, то есть модернизированный человек – как производитель, так и потребитель этого нового продукта.

Тем не менее инновация как принципиально новый продукт знаний или НИОКР может быть новым для одной страны, отрасли или фирмы, но созданным в другой стране, отрасли и фирме и заимствованным у них… в строгом смысле такой продукт инновацией не считается. Инновация – продукт первооткрывателя или первопроходца, но не тех, кто его приобрел. Поэтому если… страна использует чужую инновацию, что конечно хорошо, последняя все же не входит в ее национальный инновационный процесс» [Кудров 2009, с. 87]. Казалось бы, реалии побуждают автора если не отречься от вполне определенного критерия инновационной деятельности, как «первооткрывательства, первопроходчества», то микшировать его и констатировать, что, оказывается, применим он только… «строго говоря». На деле же отделить «свое» и «чужое» в инновационном процессе любой страны очень трудно. И практически «свои» и «чужие» новинки считаются инновациями» [Там же].

Этот сервильный финал можно понять, но, если исходить из долгосрочных, а не конъюнктурных интересов общества, его невозможно принять. Зерна инновационной деятельности нередко действительно трудно отделить от их имитации, но если этого не сделать сегодня, завтра будет поздно, и мы останемся в ситуации только «догоняющей» модернизации.

Поэтому в исследовании отмечена настоятельная необходимость ответа на следующие двуединые вопросы.

Во-первых , является ли совершенствование традиционной «суммы технологий» изменениями в пределах их основного качества или происходит ее действительное обновление, смена основного качества, формирование вначале нового технологического уклада, а затем и в целом – нового способа общественного производства.

Во-вторых , верна ли по существу и полезна ли с точки зрения базовых интересов общества размытая оценка, бесспорно, необходимого заимствования зарубежных инноваций стран-доноров как национального инновационного достижения страны-реципиента? Что в ответах на этот вопрос – от концептуальных заблуждений и что – от эгоцентричных устремлений – благополучных отчетов, государственных инвестиционных щедрот не по адресу и т. п.? В аналогичной связи по-прежнему актуален вопрос: «Есть ли на деле успехи?.. Каковы именно эти успехи? Доказаны ли они?… Чем достигнуты успехи? Как сделать их более широкими?… Нет ли тут побасенок, хвастовства, интеллигентских обещаний («налаживается», «составлен план», «пускаем в ход силы», «теперь ручаемся», «улучшение несомненно» и тому подобные шарлатанские фразы, на которые «мы» такие мастера?» [Ленин Т. 37, с. 90].