Array Коллектив авторов - Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4

* * *

Вопрос определения границ Присуда или исконных казачьих земель довольно сложен, поскольку чёткого их определения не существовало многие века. Установить их пытались лишь некоторые донские историки, которые по скудным косвенным и ещё более скудным прямым данным пытались вычерчивать карты фактического расселения раннеказачьих общин, пределы территорий их хозяйственной деятельности («дальние ухожья») или военного контроля. Ясно одно: сферой обитания раннеказачьих общин XVI века было огромное нерасчленённое пространство, не подконтрольное ни одному государству, простиравшееся от Оскола на западе до Волги на востоке, от Азова на юге до Воронежа и Тамбова на севере. В состав Присуда входили Северщина, Белгородский разряд с Воронежским уездом, бассейны рек Хопёр, Медведица, Иловля и примыкающее к этому пространству правобережье Нижней Волги.

Историки-автономисты утверждают, что фактически на всём пространстве Дикого Поля от Днепра до Волги и от Азова до Ельца обитали, хотя и крайне малочисленные, но однородные по сути казачьи военно-промышленные артели. Консолидация этих групп в войсковые организации или переход их в новое качество (в служилые люди) происходила долго и неравномерно, на протяжении всего XVI и XVII веков. Реальной же границей, к которой можно хоть как-то привязать линию распространения этих общин, могут служить Засечные черты Русского государства. Самой ранней границей распространения Присуда к северу можно считать «Вторую» или «Большую черту», сооружённую к 1571 году по линии Ряжск-Шацк-Темников-Алатырь, и далее на запад от Ряжска по линии Данков-Ефремов-Мценск-Орёл. Весной 1571 года на крайних точках разъездов некие М. Тюфякин и М. Ржевский устроили специальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков реки Миус, был высечен крест, выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц, число. Этим актом как бы утверждались официальные границы русского государства в южной степи, которые выдвигались вплоть до реки Миуса.

Севернее реки Оскол по Донцу обретались «севрюки» – вольные сообщества несомненно казачьего типа, одинаково тяготевшие как к Дону, так и к Запорожью и являвшиеся, как видно из географического расположения (в лесах на излучине Донца в районах, прилегающих к нынешнему Харькову), связующим мостом между двумя большими центрами казачества – донцами и запорожцами. Севрюки вели подвижный образ жизни и не закладывали долговременных городков. «Казаков-севрюков можно было […] встретить на всём пространстве Дикого Поля, вплоть до Волги и Дона», – пишет Мининков, опираясь на сообщение Себастиана, относящееся к 1551 году.

Более стабильная группа севрюков обреталась в районе Путивля, центра Северской земли. Путивльские севрюки известны по московскому постановлению «О путивльских севрюках» 1571 года.

Кроме севрюков в этом же, довольно обширном районе, задолго до закладки московских южных засечных черт известны обитавшие там вольные казаки, жившие в поселениях постоянного типа. Дальнейшие судьбы этих вольных казаков вылились в процесс перехода их в состояние служилого сословия России, что происходило именно на казачьем приграничье.

Постепенно донские казаки утрачивали свои территории, которые у них неторопливо, но настойчиво «откусывала» Москва. Наиболее заметна экспансия Москвы на земли Присуда по «московским урезам» при проведении Белгородской и Новоизюмской черты, а также в результате «тихой» дворянско-крестьянской колонизации 2-й половины XVII века в районах южнее Тамбова, Воронежа, Пензы и Саратова. Первым этапом московских «урезов» было сооружение Белгородской черты по линии Ахтырка-Белгород-Новый Оскол-Коротояк-Воронеж-Тамбов в 1635 – 1646 годах. Затем к ней примкнула продолжившая её Симбир-ская черта по линии Тамбов-Саранск-Симбирск (1648 – 1654 гг.). В это время все силы и всё внимание донских казаков были прикованы к битве за Азак, и потому Москва осуществляла захват казачьих земель без каких-либо опасений встретить серьёзное сопротивление донцов.

В 1683 – 1684 годах – новый этап продвижения московитов на юг, когда была возведена Сызранская черта Пенза-Сызрань. Тогда же осуществлён рывок южнее Белгорода и построен новый отрезок черты – Новая Изюмская черта, соединившая города-крепости Чугуев-Изюм-Валуйки. Это было время, когда совсем недавно были разгромлены отряды бунтарского атамана Степана Разина, когда Дон был обессилен и унижен. Противодействие Москве оказать было просто некому.

Как происходил захват казачьей территории? Сначала на новом месте, в степи, основывались выдвинутые далеко в Поле новые крепости (например, Белгород в 1596 или Воронеж в 1585 годах). При этом местные исконные – оскольские, воронежские (названные так по рекам, а не по городам) – и другие казачьи общины включались в состав московских служилых людей. Последний этап «уреза» заключался в соединении всех крепостей в одну укреплённую линию и в полном распространении всех московских порядков севернее новообразованной черты. Затем шло новое выдвижение (строительство) крепостей в Поле и новый цикл «уреза».

Получается, что и Белгородчина, и Тамбовщина, и Воронежская губерния – всё это бывшие части казачьего Старого Поля и Казачьего Присуда. Донские казаки, кстати, долгое время продолжали считать Воронежскую землю своей и дважды (в 1670 и 1708 гг. – при Разине и при Булавине) пытались отвоевать её.

На востоке земли Казачьего Присуда имели обширный выход на Волгу. Казаки контролировали всю полосу Волжского правобережья от Царицына до Саратова и на некоторое время оседлали оба берега Нижней Волги.

Несомненно, что московскому государству сам факт существования на своих границах независимого казачьего сообщества республиканского типа был «как бельмо на глазу». Но уничтожить его не было ни сил, ни желания, поскольку Дон служил защитой от мусульманской агрессии. Но отхватить казачьи территории московские государи были не против уже тогда. И особенно ярко это проявилось в постройке в 1599 году крепости Царёв-Борисов, что вызвало беспокойство среди казаков. А уже в следующем году после постройки этой крепости против казаков была осуществлена блокада.

Новая крепость перекрывала казакам выход на северо-запад. Примерно тогда же и там же были построены Белгород, Новый Оскол, Коротояк, Острогожск, Воронеж. Далее всё шло по прежнему сценарию – соединение чертой, официально против кочевников, но в какой-то мере и против казаков. Об этом свидетельствует установление блокады против донцов (трижды на протяжении XVII века) или угроз применить её, что в сочетании с присылкой московского жалованья играло роль политики кнута и пряника.

После прокладки Изюмской черты и восстановления Царёва-Борисова (почти в том же месте, но под именем Изюма), остатки вольных оскольских казаков вынуждены были окончательно либо сойти с Оскола, либо пополнить состав служилых людей, полностью повторив всю цепь превращений их вольных собратьев на Белгородской черте и севернее её. Боярская Москва вбила территориальный клин между Запорожьем и Доном, а местные слабые общины севрюков, не успев консолидироваться в Вольное войсковое объединение, подпали под зависимость от московской администрации и были растворёны в общеслужилом сословии. Это происходило на протяжении всего XVII века, когда положение служилых слободчан почти сравнялось с положением боевых холопов.