Татьяна Фадеева - «Я люблю Побережье, и мой долг – сделать его цветущим!..» Южный берег русской аристократии. Из истории освоения крымского Южнобережья 1820-1830 гг. в неопубликованных письмах княгини А. С. Голициной Александру I, М. С. Воронцову и другим

Поселившись в Кореизе, деревне из трех десятков домиков, княгиня принялась за постройку усадебного дома, а затем церкви (первую на Южном берегу со времени турецкого завоевания, 1475 г.), винного погреба в виде замка (памятник архитектуры, сохранился) и множества хозяйственных построек. Одновременно высаживался виноградник, сад и проч. Кроме того, под ее руководством создавался дворец и парк в Гаспре для князя А.Н. Голицына, а также имение Верхняя Ореанда для И.О. Витта и К.А. Собаньской. Об этом периоде раннего освоения Крыма можно было почерпнуть краткие сведения из старых путеводителей, из мемуаристики; однако в годы советской власти Кореиз стал госдачей, там имела местопребывание советская делегация во время Ялтинской конференции 1945 г. Поэтому о нем не велось специальных исследований, как о других Южнобережных имениях – Ливадия, Ореанда, Алупка. Новые архивные материалы позволяют осветить этот важный период освоения Крыма и яркую фигуру его владелицы. Настоящим открытием являются обнаруженные в архиве РГАДА письма А.С. Голицыной к М.С. Воронцову, генерал-губернатору Новороссии и Крыма, написанные в Кореизе с 1825 по 1837 г., и ряд ее писем другим лицам (впервые в нашем переводе с французского). Важным дополнением является большой блок переписки кн. Голицыной и баронессы Беркгейм, дочери Крюденер, во 2-м томе «Архива Раевских», 1909 г., (редкое издание), также в нашем переводе с французского.

Новые материалы позволяют избавиться от ошибок, неточностей и прямых искажений, растиражированных в имеющейся литературе о Кореизе, одном из первых крупных имений Южнобережья, и его владелице. О княгине А.С. Голицыной все еще преобладают сведения несколько анекдотического характера – чудаковатая и сумасбродная «старуха в скалах», «религиозная фанатичка», наводящая страх не только на слуг, но и на окрестное начальство. Из публикуемой переписки возникает образ образованнейшей женщины своего времени, друга и соратника графа М.С. Воронцова в благородном деле – заселить крымское побережье, привлечь сюда людей со средствами и с желанием принести пользу отечеству. Ей это удается, и так возникает ее окружение: видные представители русской аристократии, близкие ко двору, покидают столицу и вкладывают немало сил и средств в эту пустынную окраину Российской империи. В книге представлена целая галерея этих лиц. Это баронесса Крюденер, приятельница Александра I, ее дочь баронесса Беркгейм с мужем; кн. Софья Сергеевна Мещерская, родная сестра кн. Голицыной, и друг императора Александра, и ее дети – племянники княгини; князь Александр Николаевич Голицын, министр просвещения, обер-прокурор Синода, друг двух императоров; князь Василий Сергеевич Голицын, внучатый племянник Г.А. Потемкина; Татьяна Борисовна Потемкина, известная благотворительница и друг царской семьи, и другие. Что же движет этими людьми? Религиозные настроения той эпохи, разделявшиеся самим императором, Александром I, объединяли людей, давали им энергию и силы, необходимые для подвижничества. К известным сведениям многое добавит и разъяснит переписка.

Княгиня (ее титул зачастую употребляется в переписке того времени вместо имени и с прописной буквы) приобрела статус своего рода старейшины не только среди колонистов, но и местных татар. Выбрав место для постройки дома под скалой, на крутом склоне, она сама придумала себе прозвище Старуха скалы, La vieillie du rocher, в духе романтизма начала века, и так называла себя в письмах Воронцову. Удивляло и ее одеяние: она постоянно носила мужскую шинель и длинный сюртук, а также брюки, в которых удобно было ездить верхом по крымскому бездорожью. За поясом у нее была нагайка или хлыст, необходимая принадлежность для верховой езды, но вокруг него у мемуаристов XIX столетия сложились целые легенды, согласно которым княгиня нередко пускала его в ход, наказывая прислугу, домашних, исправника и тем якобы «держала в страхе всю округу».

В самом деле она явно не соответствовала вкусам той эпохи, хотя в чем-то опережала их: вместо изящной «амазонки» и бокового седла княгиня предпочитала мужской костюм, позволявший удобно сидеть в седле, что было весьма благоразумно в условиях крымского бездорожья, как и нагайка за поясом. Все сказанное – отнюдь не повод считать ее «мужеподобной старухой», как пишут некоторые. В Крыму она поселилась в возрасте 45 лет; те, кто видел ее в то время, подчеркивают благородство ее облика, энергию, образованность и вкус. Немного странным может показаться лишь сочетание чепца и одеяния типа редингот, приталенного двубортного пальто с отворотами, в то время исключительно мужского, которое со временем войдет в моду и у женщин.

«Внутренняя религиозность», «христианская философия», по выражению брата А.С. Голицыной Н. Всеволожского, были предназначены для круга близких людей. В отношении к ним мы увидим много нежности, готовности прийти на помощь, немного замаскированной добродушной насмешливостью и самоиронией. Княгиня в юности путешествовала по Европе, вела обширную переписку, была широко и разносторонне образованной женщиной. В ее доме в Кореизе была собрана большая библиотека, регулярно приходили газеты и журналы, и всем этим могли пользоваться ее соседи.

Письма позволяют судить о характере княгини, крутом и властном; вместе с тем в них нет и следа «религиозного фанатизма, мистицизма, миссионерства и т. п.», из чего сложился «миф княгини Голицыной», якобы чуть ли не насильственно обращавшей татар в христианство. В мемуарах и записках нередки утверждения, согласно которым княгиня Голицына в сопровождении спутников совершала миссионерские поездки по татарским селениям, пытаясь обращать мусульман-татар в христианскую веру. Никаких упоминаний о чем-либо подобном в письмах не встречается. Похоже, что такая легенда сложилась еще в Петербурге и впоследствии повторялась, обрастая «подробностями» как снежный ком. В самом деле трудно было объяснить «добровольно-принудительный» отъезд лиц из близкого окружения самого государя, причем не куда-нибудь в свои поместья, а в такую далекую неизведанную страну – Крым, вдобавок населенную татарами-мусульманами! Зная их религиозные пристрастия, нетрудно было предположить, что они «уехали проповедовать Евангелие татарам».

Текст сопровождают иллюстрации, живопись и графика, воспроизводящие облик Южнобережья 1830-х г. XIX в. Мы видим пустынный берег, с едва заметными скоплениями домиков на местах, где сегодня Ялта, Ливадия, Алупка… Кореиз, селение в 30 домов, спустя 5–8 лет на изображениях 1830–1834 гг. уже выглядит как имение с церковью, домом княгини, винподвалом, парком и виноградниками. Вдали виден замок князя Александра Николаевича Голицына, в свое время обер-прокурора Синода, затем министра просвещения, а впоследствии – воспитателя царских детей. Этот замок был построен под руководством княгини Голицыной, силами крымских архитекторов и согласно пожеланиям князя в письмах из Санкт-Петербурга, адресованных княгине Голицыной. Сохранившийся замок в Гаспре можно считать творением княгини, не зря ее вкус ценили и А.Н. Голицын, и М.С. Воронцов. Из писем известно, что она строила поместье для генерала И.О. Витта и Каролины Собаньской в Верхней Ореанде. Находясь в постоянном контакте со знаменитым Кебахом, создателем парка в Алупке, и со Стевеном, директором Никитского ботанического сада, Голицына принимала участие в закладке виноградников и парков в разных имениях Южнобережья. Их владельцы были связаны между собой родством, перепиской, взаимными посещениями, обменом семенами и саженцами для сада, а также книгами и газетами. Наконец, все они являлись знакомыми или близкими друзьями Пушкина; именно сюда пришли письма о его дуэли и гибели, которые будут, наконец, опубликованы в нашем переводе.