Нурали Латыпов - 50 оттенков серого кардинала: кто правит миром

«Казалось, что атлантический Запад, состоящий из союза объединяющейся Европы с Соединёнными Штатами – на тот момент единственной военной сверхдержавой в мире и страной, обладающей наиболее богатой и способной к инновациям экономикой – в начале XXI века был готов к новой эпохе глобального господства». Бжезинский отмечает, что, несмотря на тяжёлое противостояние с СССР, Западу удалось создать финансово-экономическую основу для такого превосходства – Мировой банк, МВФ и ООН – что давало, в общем, повод быть оптимистами. «К концу холодной войны Америка и западный мир ассоциировалась с такими привлекательными для всех принципами, как человеческое достоинство, свобода и процветание».

Рассуждая о том, как Америка стала лидером западного мира, Бжезинский справедливо отмечает, что США вышли на авансцену после двух мировых войн, потеснив традиционные европейские колониальные империи (Великобритания, Франция, Нидерланды, Бельгия, Португалия). США, поддерживая союзнические отношения со странами, не поддерживали их колониализм. Так, президент Рузвельт в ходе Второй мировой войны заявлял, что «восстановление Европы не означает восстановления колониальных империй».

Хотя при этом Бжезинский отмечает, что сам Рузвельт в своих методах мало чем отличался от других политиков своей эпохи, что подтверждает, например, разговор с послом Великобритании в США Лордом Галифаксом в 1943 году по поводу раздела нефтяных районов Ближнего востока: «Персидская нефть – ваша. Нефть Ирака и Кувейта мы разделим. Что касается Саудовской Аравии – она наша».

Но распад колониальной системы был связан не только с заявлениями Рузвельта, но и с общим процессом деколонизации и обретением независимости молодых наций от метрополий. Процесс получил начало после Второй мировой войны. «Национальное освобождение стало их боевым лозунгом, а идеологическая и военная поддержка Советского Союза сделала попытки репрессий слишком дорогими. Новая политическая реальность заключалась в том, что распад старых колониальных империй европоцентричного Запада был неизбежен».

С течением времени новые государства стали играть всё более весомую роль в международных делах. Это породило новую систему международных отношений. «Финансовый кризис конца 2007 года показал – для того, чтобы справиться с новыми международными вызовами, потенциала одной лишь мировой сверхдержавы недостаточно. Недостаточно и потенциала всего Запада. Необходим потенциал других государств – тех, что до недавнего времени считались недостаточно способными принимать участие в мировом процессе принятия решений».

Говоря проще, потенциал этот можно было найти только в странах третьего мира. Символическим окончанием процесса, начавшегося с деколонизации «великих держав» Европы и закончившегося тем, что новые молодые страны (Азии и Южной Америки) заявили о себе, по мнению Бжезинского, стала трансформация G-8 в G-20, которая до 2008 года не провела ни одного саммита на высшем уровне (а затем стала делать это регулярно).

Таким образом, установление господства США на евроатлантическом пространстве, сопровождавшееся крахом колониальных империй Британии и Франции, совпало с другим процессом – складыванием сообщества государств, в основном азиатских, которые сейчас начинают играть в мире всё более важную роль. О том, какими чертами обладает этот процесс, Бжезинский говорит в главе под названием «Взлёт Азии и дисперсия мировой силы». Речь в ней идёт преимущественно об истории взлёта трёх государств – Японии, Индии и Китая. Возникновение этих азиатских государств в качестве значимых политико-экономических игроков – это феномен, случившийся после Второй мировой войны, ведь до второй половины XX века никто из них не мог использовать преимущество численного преобладания своего населения». Важная и любопытная мысль. Действительно, до второй половины прошлого столетия техническое превосходство европейских держав и ограниченные масштабы миграции ограничивали этот «козырь».

Говоря о Японии, Бжезинский отмечает, что попытки выйти на мировую арену начались ещё в 1905 году – после победы в русско-японской войне, однако в конечном итоге японский милитаризм оказался разрушен Второй мировой войной. Реальный же взлёт начался в середине 1970-х (с 1975-го по 1995-й). ВВП страны увеличился с 500 млрд долл. до 5,2 трлн долл.

Как замечает Бжезинский, всё это было неожиданно. В США долгое время не придавали значения «японскому экономическому чуду», но с середины 1980-х голоса недовольства стали звучать всё громче – после экспансии японских автомобилей и электротехники на американский рынок. «Американская паранойя была раздута паническими сообщениями в СМИ, в которых сообщалось о скупке японцами ключевых американских промышленных активов (плюс некоторых, имевших и символическое значение – например “Рокфеллер центр” в Нью-Йорке). В итоге Японию стали считать мощным экономическим центром, торговым гигантом и даже растущей угрозой для глобального американского индустриального и финансового превосходства».

Однако успех Японии является «всего лишь прелюдией к самой радикальной перемене в мировом геополитическом и экономическом порядке – стремительному взлёту Китая». Бжезинский отмечает, что взлёт Китая начался в 1978-м с реформы Дэн Сяопина по введению элементов рыночной экономики, «которая открыла Китай внешнему миру и задала траекторию для беспрецедентного национального взлёта в дальнейшем».

Взлёт Китая совпал с отторжением от Советского Союза, с которым, начиная с середины 1960-х, у Пекина стали возникать разногласия. Как отмечает Бжезинский, этим воспользовались Ричард Никсон и Джимми Картер, улучшившие с Китаем отношения в 1972–1978 гг. «Таким образом, в течение следующих трёх десятилетий Китай, больше не сталкивавшийся с возможностью потенциальной советской военной угрозы и получивший свободу концентрировать свои ресурсы для нужд внутреннего развития, достиг степени инфраструктурной модернизации, сравнимой с той, которую в течение всего прошлого века имел Запад». Как итог – в американском общественном мнении Китай, как и Япония, стал вызывать определённые страхи. Стратегический тактик отмечает, что страхи того, что именно Китай собирается оспорить роль Америки как сверхдержавы, окончательно сформировались к 2010-му.

Что касается Индии, то её взлёт, по мнению Бжезинского, был неочевиден вплоть до середины 1970-х, но стал заметен в период 1974–1998 гг. (когда было испытано индийское ядерное оружие). В целом 1990-е признаются для страны эпохой экономического роста, который был инспирирован либеральными экономическими реформами. Как следствие: «К 2010 году Индия с населением, постепенно начинающим превосходить китайское, и даже несмотря на свои внутренние проблемы, уже кое-кем считается потенциальным противником Китая».