Ирина Поздеева - Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

В состав фактически каждой службы суток, седмицы, праздников входили тексты Писания – как Нового, так и Ветхого Завета. А вся Псалтырь, в зависимости от века и места богослужения (монастырская или приходская церковь), прочитывалась (и прочитывается) в течение одних суток или одной седмицы. Тексты, в том числе одни и те же, могут распеваться (целиком или частично) и в этом случае неразрывны с их мелодией (которая также может быть разной). Более того, одни и те же тексты, аналогично литургическому пространству и литургическому времени, могут иметь в контексте конкретной службы различное значение, проявлять, акцентировать различные пласты своего – как правило, многозначного – содержания.

Даже эти краткие замечания показывают, как размыто и неопределенно было бы понятие литургического источника. Поэтому анализу должен подвергаться литургический текст, т. е. специально написанный, созданный и использовавшийся прежде всего для целей богослужения.

Конкретный экземпляр такого текста и в большинстве случаев его прототип можно датировать, нередко локализовать, а изредка даже персонифицировать, т. е. установить его автора. При таком понимании объекта исследования вошедшие в текст данной службы или в данный чин богослужения фрагменты разных книг Писания могут быть рассмотрены под углом зрения задач и содержания именно всей службы, ее «героя» и ее эпохи. В таком контексте они становятся важной смысловой частью богослужения и чаще всего четко раскрывают его основную идею.

Литургические тексты, новые русские службы создавались талантливыми деятелями своего времени и оберегались всем авторитетом Церкви и государства более внимательно, чем даже правовые или политические.

Как правило, богослужения «на потребу» совершались далеко не только по «формальной» общественной необходимости, а по воспитанной веками действительной внутренней потребности, которая становилась и оставалась существенной частью менталитета любого индивидуального и коллективного субъекта средневековой России, сопровождая человека в будни и праздники, в дни величайших общественных и личных событий, во время раздумий, печали и радости.

Таким образом, первой характерной чертой литургических текстов как исторических источников является всеобщность их функции как относительно самого процесса жизнедеятельности общества, так и относительно любых социальных субъектов, это общество составляющих.

Эта очевидная «внесоциальность» литургических текстов в определенном смысле является чисто внешней, так как многие из них по самой своей направленности по-разному воспринимались представителями разных социальных слоев. Конечно, речь идет далеко не обо всем объеме литургической литературы, а об определенных чинах, посвященных раскрытию социально-политического учения, – например, о чинах присяги, исповеди и т. п. Эта проблема – одна из основных при изучении социальной и исторической психологии эпохи, общее и различное в которых во многом формулировалось именно в зависимости от литургического текста – важнейшего источника по проблемам государственной идеологии и политики [151] См., например: Соболева Л. С. Паремийные чтения Борису и Глебу // Вопросы истории книжной культуры. Вып. 19. Новосибирск, 1975.; Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984. С. 24–38. .

Особенно яркой с этой точки зрения является Служба на Положение Ризы Господней, написанная в 1625 г. митрополитом Киприаном (Староруссинским; с 12 декабря 1624 г. – митрополит Сарский и Подонский) по случаю дара шаха Аббаса, пославшего в Москву часть одеяния, которое считалось хитоном Иисуса Христа [152] Фактически хитон стал в этом тексте только поводом для прославления Москвы как града, «Богом избранного», «Богом почтенного и превознесенного… паче града Иерусалима», града, под ноги которого уже «преклонились» и будут повержены все народы мира, и прославления ее правителя, легитимно наследовавшего «отеческий» престол, также «избранного», «поставленного» и «названного» самим Божеством, как единственного в мире главы православия. И хотя в тексте этого богослужения нет самой формулы «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать», но вся служба от начала до конца – раскрытие, прославление и конкретизация этой идеи, заново взятой на вооружение и очень важной как во внутренней, так и во внешней политике первых Романовых. .

Важнейшие черты литургического текста как источника: его уникальная временная и социальная «всеобщность», наивысший, наравне с Писанием (которое, как уже сказано, составляло обязательную часть богослужения), авторитет, личное участие в богослужении (в идеале – каждого), персональная и коллективная заинтересованность – определяют влияние литургического текста на историческую психологию и на характер национального менталитета русского народа [153] См. в этой книге «Слово богослужения и этноконфессиональное сознание русского народа» (с. 132). .

Знание и умение понимать литургический текст значительно облегчает осмысление сложных вопросов прошлого. Анализ литургических текстов общественного богослужения помогает понять возникновение, роль и прочность складывания и поддержания так называемой царистской идеи – народной веры в доброго «царя-батюшку». Тезис христианского учения: «Нет власти не от Бога» – определял обязательность развитой и постоянной молитвы за властей предержащих. Ежедневные неизменяемые богослужения включали многократные (пять-шесть раз и более в службах даже будничного дня) «просительные» молитвы, «ектеньи», во время которых присутствующие в храме молились прежде всего за царя (имярек), членов его семьи и за остальные духовные и светские власти, а те должны были обеспечить возможность праведной жизни каждого молящегося и спасения его души. Церковная и светская власти следили за правильным во время богослужения «возношением царского имени», т. е. за точностью формулы именования верховного правителя, которая менялась по мере укрепления русского самодержавия, но всегда четко выражала самую сущность государственной идеологии. Нарушение формулы во время богослужения рассматривалось как преступление и приводило к самым тяжелым последствиям – не только снятию церковного сана, но и осуждению на каторжные работы. Тем более преследовался отказ от молитвы за царя, приравниваемый к прямому бунту против верховной власти. Вся ранняя история русского старообрядчества – пример борьбы с царем-антихристом, и прежде всего – в форме отказа от произнесения обязательной молитвы за него.

Вместе с укреплением единодержавия изменялся и календарь годичного церковного богослужения. В XVIII в. уже почти треть дней года была предназначена для обязательного богослужения в честь представителей правящей династии – дни ангела, восшествия на престол и поминовения членов царского рода. Эти службы должен был, под страхом наказания, со всей торжественностью совершать сам соборный протоиерей или иерарх, если таковой в церкви в этот день мог совершить службу. Богослужения посвящались как прославлению господствующей власти, так и проклятию ее противников. Ежегодно в первое воскресенье Великого поста совершали чин анафематствования [154] Никольский К. Анафематствование, совершаемое в первую неделю Великого поста. СПб., 1879. , во время которого проклинались враги Православной церкви и православного государства, начиная с Ария и кончая новыми российскими бунтовщиками. Возникли хорошо известные чины богослужений, в которых призывались громы небесные на головы врагов православного государства (молебны о победе над «агарянами» и т. п.) и формулировались цели внешней политики. Согласно этим текстам, необходимость расширения границ государства объяснялась тем, что миссия русского царя и его обязанность перед Господом – победить инаковерных и освободить покоренных ими православных.