Шайзада Тохтабаева - Этикетные нормы казахов. Часть II. Семья и социум

В течение сорока дней мать-уйгурка должна была соблюдать распорядок дня, не употреблять соленую и горькую пищу, спиртное: это могло отразиться на качестве грудного молока. Родители должны были вести правильный образ жизни, не волноваться, опрятно одеваться, купать ребенка в соленой воде. Существовал запрет: до окончания сорока дней этот дом не посещали гости, в особенности – после захода солнца. Знаком запрета служила красная лента, закрепленная на воротах дома, или подвешенный кирпич. Если отец новорожденного приезжал издалека, то его принимали вне дома, а в дом он заходил, лишь после окуривания адраспаном [ Молотова, 1999, с. 24].

Многие европейские путешественники отмечали чадолюбие казахов. Существовали суеверия, связанные со сглазом детей, что и повлекло ряд негласных предписаний по соблюдению этикетных норм поведения взрослых (в том числе – родителей) по отношению к детям. Страх потерять ребенка приводил как к рациональным предостережениям, так и суевериям, различным кинетическим и вербальным запретам для родителей. Так, не рекомендовалось ходить в гости с грудным ребенком во избежание сглаза и вирусных заболеваний, запрещалось нажимать на родничок головы младенца, оставлять его в колыбели без присмотра. Эти весьма рациональные этикетные правила соответствуют и современным представлениям.

Из дома, где был новорожденный, в течение сорока дней золу выносили только днем, существовал запрет выносить на улицу колыбель ребенка перед закатом. В обоих примерах содержатся опасения нечистой силы, активизирующейся в ночное время.

Если приходили гости, то на лоб ребенка намазывали черту из сажи, чтобы отвлечь от него внимание, кроме того, произносили заклинание: « тіл-аузым тасқа » («типун тебе на язык»). По возможности старались оградить дитя от взгляда посторонних. Если бывали среди гостей люди с «черным» глазом, то они старались не смотреть на детей, боясь последствий, а в случае нечаянного взгляда плевали около младенца несколько раз.

Как мы уже отмечали, лишь удачливым счастливым людям старшего поколения специально показывали ребенка, прося поцеловать его или прикоснуться к нему. Некоторые родители просили уважаемого человека (ақына, батыра, оратора) символично плюнуть на их ребенка ( аузына түкiрту ) [ Кенжеахметулы, 2004 , с. 82].

Если, несмотря на все предостережения, всё же случался сглаз ребенка, то старались предпринять ряд магических мер, направленных на его снятие. Лицо, ладони и ступни младенца мыли водой, которой предварительно вымыли дверные ручки. Были и другие способы: ребенка окунали в воду, в которую предварительно опускали череп собаки, или давали ему понюхать опаленную собачью шерсть. Эти действия не случайно связаны с охранной магией собаки, считающейся одним из семи сокровищ ( жеті қазына ) казахов. Знахаря ( емші ) просили символически плюнуть на ребенка, могли также три раза провести вокруг головы малыша пиалой с просом, закрытой тканью. Эффективным методом считалось умывание ребенка остатками недопитого чая того человека, который, как предполагалось, мог его сглазить [ Ерназаров, 2003 , c. 96]. До сих пор достаточно распространен прием, когда мать моет лицо ребенка проточной водой и вытирает своим подолом.

В суровых условиях жизни детская смертность была достаточно высока. Смерть ребенка родители расценивали как наказание за свои грехи или испытание, посланное Аллахом. Когда дети болели, то это считалось проявлением недовольства духов предков, которых следовало периодически задабривать принесением в жертву барана. Мясо жертвенного животного следовало раздать, а в доме на его жире пожарить лишь лепешки. Традиционным лечением казахов было намазывать тело ребенка при простуде бараньим курдючным жиром: баран считался символом плодородия и, одновременно, охраны.

Согласно народному этикету, в прошлом при старших родственниках и родителях молодая чета не ласкала своих малышей, говоря им, что они – дети бабушки и деда ( бесік анасының баласы ). Отец и мать любили своих детей: « Табаныңа кірген шөгір маңдайыма қадалсын » («Заноза, вошедшая в ступню ребенка, пусть воткнется в мой лоб»), но явно не демонстрировали свои чувства. До сих пор существует мнение: если чрезмерно любить ребенка и говорить ему об этом, то он будет беспокойным. Родители старались не выражать свою любовь еще и потому, что Всевышний мог забрать дитя в иной мир. В целом эмоциональное общение родителей с детьми было ограничено.

С. П. Кульсариева отмечает, что не рекомендовалось целовать детей в ступни, живот, шею; запрещалось также подносить их к зеркалу: это могло отразиться на характере ребенка [ Кульсариева, 2001 , с. 18]. Казахи обычно нюхали лишь лоб детей, но не целовали их в затылок, так как это могло сформировать леность, а у девочки – излишнюю сексуальность.

В соответствии с казахским этикетом, молодая мать не должна часто брать на руки грудного ребенка: с одной стороны, ребенок привыкал к рукам, а с другой – это расценивалось как отлынивание матери от домашней работы.

Шестимесячный ребенок ( бөбек ), который уже мог самостоятельно сидеть, нуждался в более сильной магической защите. Чтобы сохранить его жизнь, в этом возрасте на него надевали тканевую мозаичную рубашку ( қырық көйлек ) и жилет, сшитый из 40 лоскутков, собранных в счастливых домах, или из использованной старой одежды долгожителя, авторитетного человека. Рубашку надевали на короткое время, поскольку ребенку в ней было неудобно спать. Один из образцов мозаичной детской одежды I-ой пол. XX в. воспроизведен в каталоге традиционной одежды казахов [ Традиционная, 2009, с. 125].

В связи с верой в сглаз на детскую одежду и головной убор было принято нашивать перья филина, амулеты, крапчатые черно-белые или голубые бусинки ( көзді моншақ ), а на шапочку прикалывать яркую брошь [ Традиционная, 2009 , с. 124]. На руку надевали браслет из пестрых бусин, нанизанных на прочную нить, чтобы ребенок случайно не проглотил их. В одежде детей этого возраста еще не была ярко выражена половая дифференциация. Исключение составляла лишь цветовая гамма: мальчика одевали в одежду холодных цветов, девочку, наоборот, наряжали в одежду теплых тонов. С шести месяцев ребенка начинали подкармливать кашей, остатки которой могла доесть только мать.

Каждый возрастной период в казахском языке обозначается особой лексемой. Детей с одного года до пяти лет называли сәби (малыш). В этот возрастной период мальчикам сбривали волосы, оставляя на макушке лишь прядь ( айдар ), а девочкам оставляли волосы на висках ( тұлым ) и надевали на них платья; это уже была маркировка половых различий [ Шаханова, 1998, с. 52]. Иногда мальчикам оставляли также челку или чуб ( кекіл ). С одного года детей, призывая к порядку, могли мягко шлепать.