Коллектив авторов - Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки

Наконец, последнее: зачастую считают, что «хорошие» африканские лидеры поднимали народы на сопротивление во имя благородных целей, а «плохие» сотрудничали с европейцами. Надо отдавать себе отчет в том, что первым, кто ощущал на себе бремя иноземного господства, был именно верховный правитель – он терял свою власть. Именно в целях возвращения своих утраченных привилегий в первую очередь правители поднимали свои народы на антиколониальные восстания и возглавляли их. Это видно, например, из письма кабаки Буганды Мванги к германскому кайзеру Вильгельму Второму. Мванга писал в 1891 г.: «Я хочу, чтобы мне дали править моей страной, как правили ею те тридцать три султана [предки Мванги – А. Б.] – как сами того хотели» [24] Федеральный архив ФРГ (Bundesarchiv). Ф. 1001 (Reichskolonialamt). Д. 8822. Л. 109. .

Сопротивление установлению Германского протектората на Занзибаре было продиктовано не только любовью к свободе, но и стремлением верхушки Занзибарского Султаната сохранить контроль над работорговлей – главным источником ее доходов. Одной из причин упоминавшегося выше восстания Маджи-Маджи также было прекращение работорговли, в которой местное население участвовало в качестве посредников.

Иногда, говоря о сопротивлении африканских народов колониальному разделу континента, историки задаются вопросом, а была ли антиколониальная борьба африканских народов оправданна, ведь она изначально была обречена на провал вследствие неравенства сил. Но, во-первых, африканцы далеко не всегда понимали степень этого неравенства, ведь они не знали о Европе и ее военном потенциале практически ничего. Достаточно вспомнить, что, когда в 1875 г. знаменитый путешественник Генри Мортон Стэнли предложил кабаке Мутесе Первому посетить Англию и познакомиться с королевой Викторией, придворные кабаки отговорили его. Их аргумент был таков: «Надо посмотреть, так ли еще велика эта королева, чтобы ты, гроза всего Межозерья, первым наносил ей визит!» Во-вторых, борьба с чужеземными захватчиками во все времена считалась делом благородным. И не случайно во многих африканских странах и поныне чтят вождей антиколониального сопротивления как национальных героев.

Идеология как сложное субъективное отражение социальной действительности в интересах определённых властных групп или классов достаточно поздно начинает свое развитие на Африканском континенте. Большинство государственных образований или зависимых территорий во второй половине XIX в. имели слабо дифференцированную социальную структуру Идеологические и политические функции выполнялись в основном одними и теми же людьми. Политическая мысль являлась официальной и воплощалась в государственно-правовых формах или отражала основные тенденции идеологического развития в стране-метрополии. Тем более важное значение и популярность приобретали неформальные идейные течения, которые разрабатывались немногими образованными африканцами. Особую роль играли идейные связи африканцев с народами африканского происхождения в Западном полушарии – в Центральной и Северной Америке и с представителями африканской диаспоры в странах-метрополиях.

Значительный отпечаток на ранние идейные поиски африканцев и африкано-американцев наложили христианские догматы. Это объяснялось, прежде всего, тем, что начальное образование в Черной Африке вплоть до середины XX столетия в основном находилось в ведении миссионерских обществ, а возможности продолжить его, в том числе за рубежом, зависели от получения стипендий и поддержки все тех же церковно-миссионерских организаций.

В Западной Африке число образованных (по меркам XIX столетия) африканцев намного превышало показатели других регионов. Ощутимо было влияние и африкано-американских репатриантов, попадавших сюда через Либерию и, позже, Сьерра-Леоне. Сказывалось и стремление колониальных властей наладить управление и контроль силами чиновников-африканцев, поскольку европейцев было не выгодно подолгу держать в регионе, особенно на средних и низовых должностях, из-за тяжелого климата и тропических болезней.

Помимо чиновников и представителей церковных кругов, в составе африканской интеллектуальной элиты второй половины Х1Х-нача-ла XX в. необходимо учитывать сотрудников и авторов различных периодических изданий на европейских и африканских языках. Число таких популярных газет, альманахов и журналов насчитывало десятки к концу XIX в. и продолжило быстро расти в XX столетии.

Подобные источники и процессы формирования общественного сознания не были ограничены, как правило, территорией какой-то одной колонии. Включенность в громадные имперские владения, языки метрополий, объединявшие африканцев, принадлежавших изначально к разным культурным традициям, универсальность административных, культуртрегерских, образовательных задач и целей религиозно-нравственной пропаганды – всё это способствовало ускоренному осознанию образованными африканцами общности своих судеб. Вплоть до начала Первой мировой войны численность этой влиятельной прослойки, тем не менее, не превышала нескольких сотен человек для каждой из основных частей Черной Африки (Западная, Центральная, Восточная и Южная), хотя значимость вклада каждого региона в процесс становления и развития идейно-политических концепций сильно различалась.

Для интеллектуальной элиты рубежа ΧΙΧ-ΧΧ вв., ретроспективно оценивающей историю континента на протяжении почти четырех предыдущих столетий, она чаще всего представлялась историей противостояния европейскому проникновению и завоеванию и окрашена ужасами работорговли. То, что африканская культура, самобытность сохранились и продолжали развиваться, немногочисленные «архитекторы» африканской общественно-политической мысли объясняли в первую очередь необыкновенными качествами «африканской личности».

Пионером такого подхода стал Эдвард Блайден (1832–1912 гг.). Выходец из Вест-Индии, он посвятил свою жизнь и энциклопедические знания служению Либерии и Африке в целом. Уже в 1860-е гг. он первым начал активную и убедительную пропаганду идеи «духовной деколонизации» африканцев. Призывал опираться в этом сложном процессе на помощь своих «братьев по расе» в африканской диаспоре. При этом Э. Блайден не считал предосудительной роль европейских цивилизаторов и высоко ценил влияние ислама, проникновение которого в Африку сплотило многие африканские народы и помогло в создании более совершенных властных и хозяйственных институтов. В своих многочисленных трудах Блайден пропагандировал «духовную деколонизацию», «исключительность африканской личности» и «расовую солидарность». Как бы ни интерпретировали их идеологи более поздних периодов, эти идеи никогда не были окрашены в тона расовой исключительности и не подразумевали искоренения европейского влияния в общественном сознании, повседневности или стратегии развития африканских народов.