Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Огромные полиэтничные образования, такие как польско-литовская Речь Посполитая и Габсбургская и Османская империи, имеют еще больше сходства с Московским царством: перед всеми тремя державами стояли задачи контролировать обширную, неоднородную территорию с большим этническим, конфессиональным, культурным разнообразием и несходством исторических традиций. Под давлением сильного шляхетского сословия Польско-Литовское государство в XV–XVI веках приобрело федеративное устройство. Люблинская уния 1569 года, создавшая Речь Посполитую, сохранила за Короной польской и Великим княжеством Литовским отдельные системы местного управления, землевладения, военной организации и права. Корона жила по польским законам, Великое княжество – по Литовскому статуту. В Речи Посполитой процветала «политика различий»: этнические и конфессиональные группы (армяне, татары, евреи) обладали судебной автономией, в городах, даже в вопросах уголовной юрисдикции, использовалось Магдебургское право. Хотя теоретически уголовные дела для не городского населения должны были рассматриваться в королевских судах, шляхта, со своими широкими привилегиями, контролировавшая ситуацию на местах, оказывалась вместе со своими землями фактически свободной от налагаемых государством наказаний [34] О разнообразии юрисдикций: Bardach J. et al. Historia państwa i prawa polskiego. 3rd edn. Warsaw: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1979. Р. 123–128, 244–248. Городская юрисдикция: Kamler M. Penalties for Common Crimes in Polish Towns, 1550–1650 // Acta Poloniae Historica. 1995. № 71. Р. 161–174; Maisel W. Torture in the Practice of the Poznan’ Criminal Court, 16th–18th Cent. // Humanitarian Traditions of the Polish criminal procedure: (On the history of the torture abolition and free expression in the Polish criminal procedure) / Еd. S. Waltoś. Warszawa: Nakladem Uniwersytetu Jagiellońskiego, 1983. P. 11–22; Uruszczak W. The Torture in Practice of the Wiśnicz Criminal Court in the Seventeenth Century // Humanitarian Traditions / Еd. S. Waltoś. Р. 23–28. Норман Дэвис ярко характеризует правовую неприкосновенность польского дворянства: Davies N. God’s Playground: A History of Poland. 2 vols. New York: Columbia University Press, 1982. Vol. I. P. 348–355, базируясь на классическом исследовании: Łoziński W. Prawem i lewem. Obyczaje na Czerwonej Rusi w pierwszej połowie XVII wieku. 4th edn. Lvov: Nakladem Ksiegarni Gubrynowicza i syna, 1931. .

Габсбурги в утверждении централизованной власти в их растущей (с XVI века) империи в Центральной Европе сталкивались со сходными проблемами, поскольку они правили в двух суверенных монархиях (будучи одновременно королями Богемии и Венгрии) и в ряде других государств, требовавших политической автономии (Хорватия, Трансильвания, германские княжества). Один исследователь, отвергая термин «империя», называет державу Габсбургов «в известной степени конфедеративным династическим образованием». Тем не менее стратегии управления были там в основном теми же, что и у прочих. Все земли под властью Габсбургов отличались сильным дворянством, городами и городским населением, обладавшими собственными сводами законов и институтами самоуправления (дворянские сословные собрания, городские советы, действовавшие на основе Магдебургского права). Иммунитетные права городов и даже дворянских латифундий выводили их из-под императорской юрисдикции, включая даже иногда право смертного приговора (Blutbann). С конца XV и далее в XVI веке императоры Максимилиан I и Фердинанд I укрепляли полномочия централизованной власти, учредив в Вене три придворных органа, осуществлявших центральное руководство административной системой, финансами и военной организацией. С целью унифицировать уголовное право Священной Римской империи Карл V издал в 1532 году уголовно-судебное уложение «Каролина». Но, как отмечает Улинка Рублак, «имперский кодекс 1532 года давал только общие рекомендации в том, что касается улик, процедуры и наказания; каждая земля издавала и дополняла собственные своды законов». Стремление Габсбургов к централизации блокировалось не только избытком местных привилегий, но и историческими обстоятельствами. Вплоть до конца XVII века религиозная война, турецкое вторжение и сопротивление дворянства контролю из центра (возможно, имевшее протонациональный характер) препятствовали их планам, особенно в Венгрии и Трансильвании [35] Конфедеративное династическое образование: Nexon D. State and Bureaucracy. P. 518. Blutbann: Kann R.A. A History of the Habsburg Empire, 1526–1918. Berkeley, Los Angeles and London: University of California Press, 1974. Р. 131–132. Rublack U. The Crimes of Women in Early Modern Germany. Oxford: Clarendon Press, 1999. Р. 52. Другие города Священной Римской империи: Boes M.R . Public Appearance and Criminal Judicial Practices in Early Modern Germany // Social Science History. 1996. № 20. Р. 260; Coy J.P. Strangers and Misfits. Р. 24–30. Б. Левак отмечает: «Местным и региональным судам позволялось действовать без значительного вмешательства со стороны центрального или общенационального судебного контроля»: Levack B.B. The Witch-Hunt in Early Modern Europe. 2nd edn. London and New York: Longman, 1995. Р. 69. М. Вейссер показал, что Габсбургские суды в Испании раннего Нового времени использовали и Каролину, и суровый испанский уголовный кодекс 1567 г., но местные законы и практики сдерживали их применение: Weisser M.R. Crime and Punishment in Early Modern Spain // Crime and the Law: The Social History of Crime in Western Europe Since 1500 / Eds. V. Gatrell, B. Lenman, Bruce, G. Parker. London: Europa Publications, 1980. Р. 77–78. .

Габсбурги остановились на стратегии управления, которая предполагала терпимое отношение к подобным местным различиям. Паула Саттер-Фишер отметила, что, если поступали налоги, а система обороны исправно функционировала, Габсбургам раннего Нового времени этого было достаточно: «Ни Фердинанд II, ни его преемники в XVII веке не располагали решающим контролем ни над правовой, ни над фискальной сферой ни в одной части своей монархии. И, пожалуй, они к этому и не стремились». Право лишь в минимальной степени служило объединению державы; эту цель гораздо эффективнее обеспечивали культура и барочные ритуальные практики прошедшей Контрреформацию католической церкви [36] Fichtner P.S. The Habsburg Monarchy, 1490–1848: Attributes of Empire. Basingstoke and New York: Palgrave Macmillan, 2003. Р. 38. См. также: Evans R.J.W. The Making of the Habsburg Monarchy, 1550–1700: An Interpretation. Oxford: Clarendon Press; New York: Oxford University Press, 1979. .

Османская империя для укрепления своей всеохватной власти также делала ставку на подобные «имперские фикции»: ритуальный, идеологический и символический дискурсы. Османские султаны использовали риторику ислама, визуальные возможности имперской архитектуры и соблазнительную изощренность придворной культуры, чтобы транслировать на всю державу свои имперские амбиции. Правовая система являлась частью этого дискурса, обосновывая легитимность монарха во многом в тех же категориях, что и в Московском царстве: правитель обеспечивает правосудие, защищает своих подданных от вреда и покровительствует церкви. Османские султаны своими руками создали единство целой империи, учредив сеть шариатских судов, разбиравших и религиозные, и светские дела; они кодифицировали султанское право (канун) вокруг исламского права (шариата); они создали бюрократию – судей и писцов, – профессионализм которых достиг пика в XVI веке [37] Имперская образность: Burbank J., Cooper F. Empires in World History. Р. 15–16. Османские суды: Imber C. The Ottoman Empire. Сh. 6. .