Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

В то же время османы черпали силы для правовой централизации, приспосабливаясь к местным различиям. По словам Даниэля Гоффмана, «государство предпочитало не навязывать единообразную и жесткую правовую систему подвластным территориям. Вместо этого правительство, составив ряд провинциальных судебников (канун-наме), включивших в свой состав многие местные обычаи и статуты, в XV веке организовало на местном уровне гибкую юридическую систему». Одновременно другие группы населения – православные греки, армяне, евреи и постоянно проживающие иностранные купцы – располагали собственными судами и законами. Местные элиты удавалось интегрировать благодаря административной практике продажи должностей (на местах), политике, которая к XVIII веку, с выдвижением магнатов на местах, подорвала возможности центральной власти. Тем не менее, благодаря своей имперской стратегии, османам удалось установить прочную стабильность в государстве. «Секрет долголетия Османского государства и способности империи удерживать свою власть над широким набором неоднородных территорий заключался не в его легендарном войске, не в верном чиновничестве, не в последовательной смене ряда дельных правителей и не в той или иной системе земельного держания. Скорее он заключался просто в гибкости отношений правительства со своим разнородным обществом» [38] Goffman D. The Ottoman Empire and Early Modern Europe. Cambridge University Press, 2002. Р. 75–77, 91–92. Судебное разнообразие: Imber C. The Ottoman Empire. Р. 204–205. Идеология, закон и институты: Inalcik H. The Ottoman Empire: The Classical Age 1300–1600 / Trans. N. Itzkowitz, C. Imber. New York and Washington: Praeger, 1973. Сhs. 9–10, 12–13. Администрация и суды: Khoury D.R. State and Provincial Society in the Ottoman Empire. Mosul, 1540–1834. Cambridge University Press, 1997; Imber С. Ottoman Empire. Сhs. 5–6; Jennings R.C. Kadi, Court, and Legal Procedure in 17th c. Ottoman Kayseri: The Kadi and the Legal System // Studia Islamica. 1978. Vol. 48. P. 133–172; Barkey К. Empire of Difference. .

Русские цари, как императоры династии Габсбургов, османские султаны и польские короли, управляли империей с огромным этноконфессиональным разнообразием, увеличивавшимся по мере ее роста с начала XVI по конец XVIII века [39] Московский проект государственного строительства: Hellie R. Russia, 1200–1815 // The Rise of the Fiscal State in Europe / Еd. R. Bonney. Oxford, NY: Oxford University Press Inc., 1999. P. 481–505; Hartley J. Russia as a Fiscal-Military State, 1689–1825 // The Fiscal-Military State in Eighteenth Century Europe / Еd. С. Storrs. Aldershot: Ashgate, 2009. P. 125–145; Dunning C.S.L., Smith N.S. Moving beyond Absolutism: Was Early Modern Russia a “Fiscal-Military” State? // Russian History. 2006. Vol. 33. № 1. Р. 19–43; Kollmann N.S. Russia // The New Cambridge Medieval History / Ed. C. Allmond. Cambridge University Press, 1998. Vol. 7. c. 1415 – c. 1500. P. 748–770; Eadem . Muscovite Russia, 1450–1598 // Russia: A History / Ed. G. Freeze. Oxford: Oxford University Press, 2009. P. 27–54. . Но проблемы, с которыми они сталкивались, были иными. В отличие от Европы, где элиты, институты и исторические традиции сформировались в результате тесного исторического синтеза римского наследия, германских племенных структур и католической церкви, и от Османов, возглавивших сложно организованные общества Средиземноморья и Ближнего Востока, Москва распространила свою власть над восточнославянскими княжествами и степными народами, стоявшими на более низком уровне политической организации. Умело используя культурные практики подданных, Русское государство интегрировало новые территории, включая их господствующий слой в состав элиты, организуя взаимосвязи между регионами и проявляя уважительное отношение к местным обычаям. Конечно, восстания покоренных подавлялись силой, но их сопротивление минимизировалось политикой невмешательства во внутренние дела и тем, что государство формулировало в качестве центральных лишь небольшое количество целей. Несмотря на необходимость проявлять подобную гибкость, государственная власть настаивала на том, чтобы ряд основных задач, таких как извлечение ресурсов (при их повсеместном недостатке), военный контроль и уголовное судопроизводство, выполнялся местными силами [40] Экспансия России и административная централизация в XVI в.: Зимин А.А. Россия на рубеже XV–XVI столетий. Очерки социально-политической истории. М.: Мысль, 1982; Он же. Россия на пороге Нового времени. (Очерки полит. истории России первой трети XVI в.) М.: Мысль, 1972; Он же . Реформы Ивана Грозного. Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI в. М.: Изд. соц. – эконом. лит., 1960. Об имперских стратегиях: Khodarkovsky M. Russia’s Steppe Frontier: The Making of a Colonial Empire, 1500–1800. Bloomington, Ind.: Indiana University Press, 2002; Romaniello M.P. The Elusive Empire: Kazan and the Creation of Russia, 1552–1671. Madison: University of Wisconsin Press, 2012. Хиттл делает акцент на недостатке ресурсов в городском развитии России: Hittle J.M. The Service City. Chs. 1–4. .

В сфере права Русское государство раннего Нового времени смогло навязать единообразные кодексы и практики более эффективно, чем его современники, поскольку оно расширялось на территории с минимальными формальными юридическими традициями. Среди восточных славян Москва столкнулась с несколькими монастырскими и церковными судами, использовавшими византийское церковное право, и княжескими судами, основанными на «Русской Правде» германского типа, а среди колониальных народов – с местными правовыми нормами и институциями [41] Русская правда: Feldbrugge F. Law in Medieval Russia. Leiden and Boston: Martinus Nijhoff, 2009. Ch. 2; Kaiser D.H . The Growth of the Law. Каноническое право: Weickhardt G.G. Pre-Petrine Law and Western Law; Idem . The Canon Law Code of Rus, 1100–1551 // Russian History. 2006. Vol. 28. № 1–4. Р. 411–446. . В целом государство успешно реализовало свою претензию на судебную власть в уголовных делах, сохранив право на вынесение менее значимых судебных решений на местном уровне. Московское законодательство было ориентировано на практику, прежде всего на установление единых процедур и контроль над должностными лицами. Иностранные путешественники, часто профессиональные юристы или ученые, для которых «Московия» означала «деспотизм», отзывались о московском праве с пренебрежением. Джильс Флетчер в книге 1590 года достаточно точно характеризует Судебник 1550 года, при этом не придавая ему никакого значения: «Письменных законов у них нет, кроме одной небольшой книги, в коей определяются время и образ заседаний в судебных местах, порядок судопроизводства и другие тому подобные судебные формы и обстоятельства, но нет вовсе правил, какими могли бы руководствоваться судьи, чтобы признать самое дело правым или неправым. Единственный у них закон есть закон изустный, то есть воля царя, судей и других должностных лиц». Адам Олеарий в середине XVII века, хотя и признавал, что Соборное уложение 1649 года превосходит предшествовавшие своды («раньше у русских было лишь весьма немного писаных законов и обычаев»), все же подчеркивал широту полномочий государства: поскольку «все это [судебные решения] делается именем его царского величества, то прекословить никто не имеет права, и апелляция не допускается». Иоганн-Георг Корб, немецкий дипломат, писал в начале правления Петра I: «Кроме краткой описи хронологических чисел, формул судебных решений и некоторых до сих пор употреблявшихся обычаев, у москвитян нет никакого писаного права; воля государя и указ Думы считаются у них верховным законом… в государстве Московском одна только царская воля, по праву самодержавия, имеет законную силу» [42] Fletcher G. Of the Russe Commonwealth // Rude & Barbarous Kingdom: Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers / Еds. L.E. Berry and R.O. Crummey. Madison: University of Wisconsin Press, 1968. Р. 177. Роберт Крамми отмечает, что Флетчеру неизвестны многие существенные нормы законов (Ibid. P. 177, n. 7). Olearius A. The Travels of Olearius in Seventeenth-Century Russia / Тrans. and ed. S.H. Baron. Stanford University Press, 1967. Р. 227–228 (его первое путешествие из Гольштейна и обратно имело место в 1634–1635 гг.; во время второго в 1636 г. он проехал через Россию, побывав в Москве, а потом отправился в Персию; обратно он возвращался через Россию в 1638–1639 гг.; третье путешествие пришлось на 1643 г.; за первым изданием его Путешествия [1647] последовало сильно расширенное второе в 1656 г.). Korb J. – G. Diary of an Austrian Secretary of Legation at the Court of Czar Peter the Great / Тrans. C. MacDonnell. 2 vols. London: Frank Cass & Co. Ltd., 1968; reprint of English trans. London: Bradbury & Evans, 1863 Vol. II. P. 186. Подобным образом в начале XVIII в. пишет и Джон Перри: «В этой стране нет присяжных заседателей, ни стряпчих (councel), которым предоставлено было бы право защиты, как то существует в Англии. Здесь все зависит от воли судьи»: Perry J. The State of Russia under the Present Czar. London: Cass, 1967; reprint of London: for Benjamin Tooke, at the Middle Temple-Gate in Fleetstreet, 1716. Р. 143 (рус. пер. О.М. Дондуковой-Корсаковой см.: ЧОИДР. 1871. Кн. 2. С. 91). .