Александр Каменский - Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти

Однако, кого имели в виду авторы Словаря Академии Российской под словом «вольный»? Горожан? Мещан? Купцов? Или, может быть, представителей всех социальных групп помимо крепостных? И каков, например, был социальный статус управителя монастырской вотчины Ивана Федотовича Шлячковского, выдавшего в 1762 г. бежечанину М. А. Тыранову вексель на 3 руб. 50 коп., каковые он обязался уплатить в течение одного месяца? Очевидно, что эти вопросы требуют дальнейшего изучения.

Ровно половина – шесть – из двенадцати векселей этой категории выписаны на сумму от 10 руб. и ниже, однако три векселя, выданные служителем Иваном Филатовичем Мешковым канцеляристу Алексею Ивановичу Буркову (один в 1757 и два в 1759 гг.), были выписаны на относительно крупные по тем временам суммы – 52, 55 и 50 руб. Интересен и вексель на 15 руб., выданный в 1763 г. монастырским служкой Александром Петровичем Антоновым, контрагентом которого был бежецкий помещик И. Н. Ченцов.

Еще одна немногочисленная, но неопределенная в социальном отношении группа – это низшие военные чины и члены их семей. В нашей базе их девять человек. Из них два армейских сержанта и один солдат, один солдат лейб-гвардии Семеновского полка, один отставной боцманмат, один отставной солдат, один солдатский сын и одна солдатская жена. Почти все векселя в этой категории выданы на незначительные суммы. Исключение составляет лишь вексель 1755 г. на 100 руб., выданный уроженцем Бежецка отставным боцманматом Л. Н. Ревякиным.

Солдатский сын Семен Игнатьев, выписывая вексель на 3 руб. бежечанину И. В. Первухину, счел необходимым добавить, что он «города Бежецкаго житель». Слова «житель» и «жилица» встречаются еще в 26 векселях. В качестве места жительства при этом называются города Нарва, Переславль-Залесский, Рыбная слобода и Устюжна Железопольская, а также монастырские села, в том числе Валдай, а также Александровская слобода Переславля-Залесского, Подгорная Макарьева монастырская слобода, одно село в Костромской провинции. Очевидно, что солдатский сын Игнатьев проживал в Бежецке, не будучи вписан в бежецкое купечество, а значит, и в соответствующие ревизские сказки. В данном случае неизвестно, имел ли он собственный двор или жил на имевшемся в городе штабном дворе. Не исключено также, что он был сыном солдата-инвалида, находившегося в составе расквартированной в Бежецке инвалидной команды. С остальными «жителями», самоидентификация которых ограничена лишь одним этим словом, картина еще менее ясная. Средняя сумма вексельных сделок по этой категории составляет 27,2 руб., то есть выше, чем у крестьян и у церковников. Места заключения сделок также разнообразны – Тверь, Петербург, Весьегонск, Нарва, Валдай, Бежецк и Устюжна. Иначе говоря, в хозяйственную деятельность они были вовлечены достаточно активно. Правда, лишь в одном случае «житель» является заимодавцем, во всех остальных – это заемщики.

Возможно жителями тех или иных населенных пунктов называли тех, кто не был дворовладельцем и проживал совместно с родственниками. Вполне вероятно также, что люди, обозначавшие себя словами «житель» и «жилица», не являлись крепостными, не были приписаны к соответствующим городовым и сельским общинам, а их правовой и фискальный статус оставались неясными. Тоже следует сказать и еще о трех участниках сделок. Это «служный сын» Василий Евдокимов, «помощник» Ларион Орлов и «сиделец» петербургского купца Н. С. Семьянова Макар Григорьев, причем последний, действуя, видимо, по поручению своего хозяина, выписал вексель в 1772 г. на довольно значительную сумму – 490 руб.

Еще одно понятие, использовавшееся для обозначения социального статуса, это слово «содержатель». «Рыбнослободской купец, а Красносельской фабрики содержатель» Иван Матвеевич Нечаев в 1754 г. выписал вексель на 84 руб. на имя бежечанина Алексея Дедюхина, а в следующем году еще один вексель на 420 руб. на имя поручицы Анны Воейковой. Иван Алексеевич Третьяков, одолживший в 1768 г. 60 руб. у бежечанина Ивана Рогозина ограничился сообщением, что он просто «суконных фабрик содержатель», а «кожевенной фабрики содержатель» Тимофей Никитич Щеколютин счел необходимым добавить к этой информации, что он еще и «коммерц-комиссар». Словарь-справочник «Государственность России» применительно к XVIII в. упоминает лишь «комиссара от земли» («выборная должность, ведавшая сбором подушной подати в полковых дистриктах» в 1721–1736 гг.) и «комиссара над купечеством» (он же «караванный комиссар» – «коммерческий руководитель казенного каравана, регулярно отправлявшегося с товарами в Китай»). [105] Государственность России. Кн. 5. Ч. 1. М., 2005. С. 456–457; 434. Словарь Академии Российской дает понятию «комиссар» более общее определение: «пристав, коему препоручен казенной какой-либо сбор или препоручено что-либо в смотрение». [106] Словарь Академии Российской. Т. 3. Стб. 763. Скорее всего, Щеколютин действительно ведал какими-то сборами, как и московский купец Яков Иванович Мамин, в одном из векселей обозначенный как «содержатель питейных сборов». Прибавление к слову «комиссар» слова «коммерц», вероятно, указывает на то, что Щеколютин был уполномочен Коммерц-коллегией. Понятие же «содержатель» носит явно двусмысленный характер. Если о Мамине, чье имя достаточно часто встречается в бежецких документах, поскольку между ним и местными жителями возникали разного рода конфликты, известно, что он был откупщиком, то Нечаев, Третьяков и Щеколютин могли быть и владельцами соответствующих фабрик. Употребляемое же ими достаточно неопределенное понятие «содержатель» можно рассматривать как одно из свидетельств правовой необеспеченности частной собственности в России XVIII в., вследствие чего слово «владелец» применительно к промышленным предприятиям еще не было в ходу. [107] Словарь русского языка XVIII века дает к слову «владелец» примеры, связанные исключительно с владением землей и крепостными (Словарь русского языка XVIII века. Л., 1987. Вып. 3. С. 193).

Книги протеста векселей, естественно, не единственный вид источников, содержащий сведения, способные уточнить наши знания о социальной структуре русского общества XVIII в. Так, к примеру, на основе судебных документов московской канцелярии земских дел начала столетия можно сделать вывод, что, наряду с должностями, москвичи различали друг друга и по роду занятий. Так, в 1708 г. крепостной (сам себя он обозначает как «человек») кн. М. Г. Ромодановского Федор Фатуев подал челобитную о бесчестье на отставного солдата Луку Тюрина, причем пострадавшими, помимо себя самого, он назвал также работавших по найму у его племянника «дворника» и «огородника», чью социальную принадлежность он при этом никак не уточнял. [108] РГАДА. Ф. 279. Московский судный приказ. Оп. 1. Д. 5402. Впрочем, нельзя быть полностью уверенным в том, что Фатуев был крепостным, поскольку оборотом «человек его» зачастую обозначались служители господских домов, работавшие по найму или выполнявшие отдельные поручения. См.: Козлова Н. В. Значение семейно-правовых актов дворян для изучения социальной истории // Дворяне Москвы: свадебные акты и духовные завещания петровского времени. Сост., очерки и комментарии Н. В. Козловой и А. Ю. Прокофьевой. М. РОССПЭН. – 2015. С. 54–60. Исследовательница отмечает, что «не имеющая четких правовых и административных определений данная социальная категория в XVIII в. представляла собой хотя и меняющуюся, но постоянную социальную реальность, воспроизводство которой отражало подвижность социальной структуры российского общества раннего Нового времени». (Там же. С. 60) В 1720 г. драгун Азовского полка Прокофий Ожегин пожаловался на хозяина двора, где он с семьей стоял постоем, «серебряника» Петра Немчинова. Позднее выяснилось, что в действительности Немчинов – оброчный крестьянин дворцового села, но выяснилось это лишь спустя много лет, когда дело решили наконец завершить. [109] Там же. Д. 5759. О другом «серебрянике», Григории Шумаеве, жаловавшаяся на него Анна Федорова, уточняла: «незнамо какова чина человек». Сама она при этом называла себя вдовой «плавильщика», не добавляя к этому обозначению никакого чина. [110] Там же. Д. 5698. В других делах того же архивного комплекса встречается «портной мастер Казенного приказа», [111] Там же. Д. 5796. «блаженные памяти великие государыни благородные царевны и великие княжны Екатерины Алексеевны цырюльник». [112] Там же. Д. 5761. Илья Зубов, обидевший в 1721 г. жену подьячего Поместного приказа Аксинью Белозерову, проходил по делу (и был оправдан) и вовсе как «сибиряк», что, судя по всему, не вызвало у служащих канцелярии никаких вопросов. [113] Там же. Д. 5812. Еще один челобитчик в 1730 г. характеризовал себя следующим образом: «камергера и ковалера Степана Васильевича Лопухина оброчной крестьянин, а по купечеству Малых Лужников, что у Крымского двора Василей Петров сын Барсуков». [114] Там же. Д. 6060. Л. 1.