Владимир Мединский - Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии

Из Разрядных книг можно выяснить, что действительно в 1565 году в Нижнем Новгороде был воевода Иван Юрьевич Хохолков-Ростовский. Но в следующем году он был переведен в Чебоксары. В 1568 году продолжил благополучно служить в этом городе. Никак не мог он быть убит в Нижнем Новгороде за доброе отношение к ливонским пленникам. Шлихтинг все описанные ужасы просто выдумал.

Как и то, что при царском дворе нельзя было появляться ни с веселым, ни с унылым лицом. Таких людей опричники якобы сразу убивали… Будь так, двор царя Ивана через некоторое время должен был полностью обезлюдеть. Но интереснее другое. Ужасному деспоту «московиту» Шлихтинг противопоставил короля Сигизмунда, к которому все ехали с радостными лицами. Восхваление немцем польского короля представляется странным. Согласитесь, более естественным для него было бы прославлять немецких правителей. Еще одно свидетельство того, что писалось «Сказание» по воле Сигизмунда II.

Ярко и образно в этом произведении описана гибель еще одного видного боярина И.П. Челяднина-Федорова. Сначала царь его ограбил, а потом практически голого отправил на борьбу с татарами. После возвращения боярина со службы Иван IV пригласил его во дворец, посадил в роскошных одеждах на трон и зарезал. Затем с опричниками поехал во владения Челяднина-Федорова и целый год их грабил.

Исследователи не высказали сомнений в том, что такая казнь могла быть в действительности. Им показалось лишь неправдоподобным, что царь целый год грабил владения убитого боярина, поскольку его земли были не столь велики.

Но в русских источниках нет никаких данных о том, что Иван IV лично расправился с И.П. Челядниным-Федоровым. О последних годах службы этого боярина известно лишь, что в 1566 году он «ведал Москвой» во время отъезда полков береговой охраны на Оку и что в 1567 году был воеводой Полоцка.

В это время к нему, И.Ф. Мстиславскому и И.Д. Бельскому обратился с личным письмом Сигизмунд II. В этом послании король пытался убедить видных представителей русской знати, что Иван IV – деспот и тиран. Но, как известно, эти письма попали в руки царя. Королю от лица своих подданных Грозный написал сам. Копии этих писем хранятся в РГАДА.

Вряд ли Сигизмунд всерьез рассчитывал, что вызовет недовольство против царя у трех столпов режима. Король решил скомпрометировать видных бояр и воевод его в глазах и вызвать репрессии в их адрес. Относительно Челяднина-Федорова ему это, видимо, сделать удалось. Его имя исчезает из разрядных книг. Но Мстиславский и Бельский не пострадали.

В «Сказании» Шлихтинга именно эта троица – Мстиславский, Бельский и Челяднин-Федоров – названа главными царскими боярами и опорой государства. Трудно, зная обстоятельства появления данного произведения, не сделать вывод о его связи с письмом короля!

Провокационные письма польского короля заставили Ивана IV подозревать подданных в измене. Но Мстиславскому и Бельскому, входящих в число царских родственников, видимо, удалось оправдаться. Челяднин же попал в опалу. Об этом свидетельствует царская грамота от 20 апреля 1568 года о разделе белозерских владений боярина. Исследователи предполагают, что Челяднину принадлежали и ряд других сел, в которых опричники учинили расправу над местными жителями. Их имена были включены в некую «Тетрадь» с перечнем имен опальных людей.

Шлихтинг знал о письмах Сигизмунда, поэтому назвал имена тех лиц, которым тот их посылал. Знал он и о результате этой акции короля. А узнать обо всем этом он мог только в Польше, поскольку в России о царской переписке вряд ли было известно всем придворным, особенно переводчику врача-иностранца.

Сочинение Шлихтинга предназначалось для европейцев. При этом читатели не должны были усомниться в правдивости автора. Желая показать свою осведомленность в том, что происходило при царском дворе, Шлихтинг сообщил об особой любви Ивана IV к Михаилу Темрюковичу. Но при этом допустил ряд ошибок. Во-первых, Михаил был не зятем, а шурином царя. Зятем он был для боярина В.М. Юрьева. Во-вторых, он носил титул не графа, а князя. Графских титулов в то время у представителей русской знати вообще не было. Допустить такие грубые ошибки не мог человек, вращавшийся при царском дворе [10] Есть в «Сказании» и другие фактические ошибки – многочисленные. Царского казначея звали не Хозяин Дубровский, а Хозяин Юрьевич Тютин. Казарин Дубровский никогда не был канцлером. По данным разрядных книг в 1568 году он был дьяком в Астрахани. В Новгороде никогда не было 170 монастырей. Общее их количество с окрестностями доходило до 40. Их обитатели не были так богаты, чтобы выплатить царю от 300 до 2000 золотых. К тому же золотые монеты вообще не использовались в Русском государстве – в ходу были серебряные деньги. .

Недостоверным выглядит и рассказ Шлихтинга о наказании новгородского архиепископа. Его якобы женили на кобыле и дали в руки лиру. Ни в одном источнике нет данных о таком наказании новгородского архиепископа, который в русской церкви был вторым по значимости после митрополита. Кроме того, лиры в качестве музыкальных инструментов в России не использовались.

К числу выдумок Шлихтинга с чистой совестью можно отнести повествование о казни Федора Ширкова, якобы построившего 12 монастырей. В русских источниках никаких данных об этом человеке нет. И даже царь был не в состоянии построить столько монастырей.

Не находит подтверждения рассказ о разорении Нарвы и Пскова. В источниках есть только Тверь и Новгород. Но даже в Новгородской летописи говорится, что карательный поход на Новгород объяснялся не природной жестокостью царя, а тем, что какие-то люди умышленно оболгали новгородского архиепископа и новгородских представителей знати.

В «Сказании» подробно описаны издевательства царя Ивана над женщинами – свидетельство его особой жестокости и злобного нрава. Однако одна деталь заставляет усомниться в правдивости этого повествования – указание на то, что женщин якобы носили в носилках. Такого способа передвижения на Руси никогда не было. Женщины ездили либо верхом, либо в повозках.

Выдумками выглядят и рассказы о менее значимых событиях. Например, о том, как один дьяк посылал слугу узнать, чем занят царь, и за это был наказан; как к царю пришел старец Борис Титов, и тот отрезал ему ухо. Чужих слуг во дворец никто бы не пустил. Имя старца явно было придумано Шлихтингом, как и сам эпизод. В русских источниках сведений о таком старце нет. К тому же просто так он не смог бы попасть к царю, особенно во время его обеда.

Еще меньше вызывают доверие данные о том, что царь натравливал медведей на горожан, собиравшихся группами на улицах Москвы, о том, что тех, кто ел телятину, сжигали, и что русские люди питались кониной. Шлихтинг (или тот, кто писал под его именем) в России не был и пользовался слухами, проникавшими в Литву и Польшу. Они касались и использования боев богатырей с медведями в качестве развлечений, и запрета на употребление телятины, и данных об употреблении конины татарами.