Михаил Лебедь - Горькое Жито Донбасса

В один из дней приехал из деревни Алексеев сосед, письмо от жены его привез. Признается она, что живет худо и очень бедно, что решилась она в скором времени также прийти на рудник к Алексею, может, и ей работа найдется, а может, домой на пару вернутся.

Задрожал Алексей при таких новостях, задумался над тем, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации. Что бы такое придумать, чтобы хорошеньким перед женою предстать. Ничего лучшего не придумал, как злодейское дело сотворить с Марией. Хлебнул в шинке для храбрости и пошел за околицу в степь на свидание с Марией.

Встретились, Мария обрадовалась, в глаза Алексею заглядывает, а он злодейский замысел свой утаивает, тоже делает вид, что рад девушку видеть. Забалтывает свою дрожь, разговоры разные заводит – как, мол, дела, дома как, знают ли домашние, куда пошла?

– Хорошо у меня на душе, Алешенька! Дома сказала, что к подругам схожу!

Алексей хитрит, бредет все дальше, к старому угольному шурфу направляясь и девушку туда уводя. Подошли они к яме, которая в траве неприметной оставалась, да и столкнул туда Марию. Упала в яму бедняжка, только загрохотало, а в округе по степи таинственный стон пошел.

Очень быстро кинулись Марию искать.

– Не знаешь ли чего о дочери? – спрашивает Алексея ее отец.

– Не знаю, говорила, что уйдет с рудника. Разлад у нас получился. Давно не виделись.

На третий день после злодейского поступка Алексеева гнал старый пастух мимо шурфа стадо коз. Видит, что козы чем-то обеспокоились и возле какой-то ямы столпились. Подошел поближе, прислушался – из-под земли вроде бы человеческий стон исходит. Соорудил дед из веревок и старых веток лесенку и опустился в яму. Когда глаза к темноте привыкли, различил, что висит, зацепившись одеждой за корень, в стене торчащий, человек женского виду. Обвил веревкой свою находку и с большущим напрягом вытянул-таки страдалицу наверх.

Водой напоил, лицо обмыл и узнал девицу рудничную. Собрался за подмогой на рудник сбегать, а Мария просить стала:

– Дедушка, миленький, не надо меня на показ выставлять! Помоги мне поправиться, пожалуйста, тайно от всех, я тебя отблагодарю.

Старик согласился, устроил ее в своем жилище, козьим молоком питает, настоями из полевых трав отпаивает. Как окрепла Мария, силы ее восстановились, говорит пастуху:

– Вот тебе, дедушка, мои золотые сережки, моим отцом дареные. Снеси их в лавку к торговцу. За эти деньги купи шахтерскую одежку под мой размер.

Как старик выполнил это поручение, Мария остриглась накоротко, совсем под мужика, замаскировала свое лицо угольной пылью и пошла в контору в шахту наниматься.

– А ты что, впервой на руднике? Чего-то я тебя раньше тут не видал! Кем в шахте можешь? – спрашивает десятник.

– Могу стволовым, могу при конюшне, могу газомерщиком, – говорит Мария.

– Пойдешь газомерщиком! Завтра с утра выходи на работу!

Ходит Мария в образе газомерщика по шахте. Во все уголки заглядывает. Ясное дело, Алексея ищет. Все время молчком, с рабочими не говорит – это чтоб ее по голосу никто не опознал. Пуще глаза доверенную ей газомерщицкую лампу Вольфа оберегает. Лампа эта – штука капризная, заправляется керосином, фитилек эластичный имеется, подкруткой особой вниз-вверх регулируется, чтобы пламя или сильнее делать, или убавлять, повернешь не так – вообще погаснуть может. Горящий фитиль в этой лампе под стеклом помещается, по рискам на стекле газомерщик определяет, сколько в забое газу скопилось – так хитрый немец Вольф придумал.

Наконец подходит она к месту, где Алексей уголь рубит. Лампу свою за спину спрятала и тайком подошла к нему. Стала в сторонке за стойкой крепежной и глядит, как он кайлом породу чешет и сколотую породу бросает в санки. Остановился Алексей, чтобы дух перевести, тихо в забое стало.

– Алексей! – позвала она протяжно.

– Кто тут? – испугался мужик.

– Это я, Мария! К тебе явилась. Ко мне не подходи, тут Шубин рядом, шаг ступишь – пришибет тебя запросто. За что же ты убил меня, Алешенька? Не за мою ли к тебе любовь? Судить я тебя пришла! И слово мое будет таким: останешься ты навечно в темной шахте и быть тебе навек каменным человеком без сердца и без глаз.

Взмолился Алексей, на колени упал.

– Не губи! – взмолился. – Прости меня, заблудшего.

– Ну да ладно, – отвечает Мария, – я не злопамятна. Ты мне злом – я тебе добром. Живи, Бог тебе судья!

Рассмеялась и тихонько ушла, исчезла в темноте.

Вылез из шахты Алексей, спешно собрался и в свою деревню навсегда ушел. Как уходил, сказал дружкам:

– Страсть-то какая, Мария под землей бродит!

Тут по всему руднику шум пошел. Мария, мол, объявилась – привиденьем подземельным. Многим голос ее стал чудиться по забоям. Люди всякой тени сторониться стали, в шахту идти боялись.

Дело до начальства дошло. Привезли из церкви батюшку, отслужил он молебен, ничего не помогло. Уходить с рудника стали углекопы, приговаривая:

– Пропади пропадом она, эта шахта! Ужас как глубокая, воздуха не хватает, газу много, платят мало, а тут еще эта Мария. До добра это не доведет!

Призадумалось рудничное начальство, на уступки пошло, прибавило народу гривенник на упряжку. Все равно народ волнуется:

– Добавка-то хороша, спасибо. Только страшно. То один Шубин был, а теперь еще и Мария!

А Мария обдумала свой разговор с Алексеем и решила домой явиться. Темным вечером она постучала в окошко отчего дома. Удивился Трофим Антонович, когда дочку узнал.

– А ты знаешь, как на шахте ужасно говорят про тебя? – спрашивает.

Рассказала Мария отцу все, как было.

– Ну это хорошо, что так обошлось. Вот паразит какой Алексей! Но как бы так сделать, чтоб народ в шахту работать пошел? Боятся-то люди тебя. Уходят с нашей шахты.

– А очень просто! – отвечает дочь. – Завтра утром приоденусь и пройдусь по руднику. Скажу, что помогать тетке в деревню ездила.

Так и сделала. Народ ее увидел, радостно привечал, страхи свои забывая. Заработала шахта, и все вернулось на свой черед.

Только дед-пастух не выдержал, рассказал правду одному своему знакомому, тот – другому, через какое-то время весь рудник в курсе Алексеева злодейства был.

Дивились таким делам все люди в поселке, а шахту с тех пор стали звать «Мария Глубокая».

Благодаря обнаружению угля и организации первых шахт на рудниках стало собираться много разного народа. И молодежь удалая из окрестных деревень, и уже немолодые мужички. Очень самобытные и удивительные люди иногда попадались.

В те давние прошедшие времена, в какое-то зимнее время, появился на руднике один человек, в возрасте, совсем убого одетый, хилый здоровьем и заметно подслеповатый. На работу взяли его несложную – дверевым на дверях возле ствола. Жить устроился как получилось. Летом в шалаше в кустах у ручья, а в холодное время – в небольшой землянке, которую человеку несложно за день-другой вырыть в прибрежных крутых откосах. Зарабатываемых денег хватало ему на пропитание, а если что оставалось – без сожаления раздавал местным убогим, Христа ради просящим милостыни у рабочих людей.