Михаил Лебедь - Горькое Жито Донбасса

Как и положено дверевому, стоял он на дверях – открывал и закрывал шахтные двери при прохождении людей, лесогонов или других грузов, для того чтобы сквозняки по забоям не гуляли и воздух не высасывали. Работа не сложная, но зябкая, потому что на ветру, который от сквозняков получается. В зависимости от погоды ветер разной силы возникает, на разные голоса воет и разные шумы создает.

Проходит мимо дверевого множество людей разного склада, разного характера и разной судьбы. Много разных рассказов от людей он выслушал, настоящих исповедей. И вот такой он был добросердечный и лагидный [15] Кроткий. (Пер. с укр.) , что для каждого находил добрые слова, утешение и надежду каждому давал, чтобы не расстраивались бедолаги и не теряли веру в лучшее будущее. Не бог весть какое богатство такие слова, понимал это Иван – такое этого мужика имя было, – и все чаще у него возникало желание как-то неожиданно разбогатеть, чтобы была жизнь безбедная и чтобы страждущим людям можно было настоящую помощь оказывать.

Однажды стоит Иван на посту и видит, кто-то с забоя с огоньком идет. Ясно, что непростой человек, а кто-то из начальства – про стым забойщикам лампочки не полагались. Подошел огонек поближе – оказался знакомый штейгер, горный мастер значит.

Присел подошедший, чтобы передохнуть, и разговор завел, как по приличному положено.

– Как живешь, Иван?

– Я-то ничего, а вот многие из наших – худо!

– А почему так?

– Пьют много, дерутся, здоровье ни к черту.

– Ну и много таких, кто пьет?

– Да многовато будет. Вот, надысь, Мишка Соленый всю свою получку недельную пропил в шинке! Женка его уж так плакала и убивалась! Мишка, хоть и виноват, пропойца, отвечает с гонором, что это он в забое деньгу добывает, поэтому что хочет, то и будет делать с ней. А семье его жить как?

– Понятно, – отвечает штейгер.

– Ребят-сирот голодающих жаль, стариков бездетных и инвалидов жаль. Кто им поможет?

– Э-э-э, да ты совсем угодник святой!

– Не угодник я, а только было бы у меня много денег, я бы всем помощь оказал, для стариков, увечных и для заблудших святую богадельню воздвиг бы. Для рабочего брата – баню, а для женщин – прачечную.

– Ты смотри какой! Но на все это денег надо многовато! Не меньше, как тыщ двадцать золотом, – смеется штейгер.

Смутился Иван, помолчал, а потом спрашивает:

– А где же это золото взять? Вот уголь мы добываем в шахте, а золото, оно где? В шахтах бывает?

– Бывает, но только редко.

– А каково оно, золото, как его распознать, если наткнешься?

– Золото желтое, блестящее и не ржавеет.

– Понятно. А много ли золота надо, чтобы двадцать тыщ получилось?

– Ну, думаю, примерно с полпуда надо. Что ты так заинтересовался, еще с ума свихнешься, если про такое думать будешь.

– Прости, Господа ради, добрый человек. Спасибо, что поговорил со мною, с недостойным.

Поговорили, штейгер пошел дальше, а Иван долго еще сидел не шевелясь, задумавшись. И вот с этой самой поры словно случилось с ним что-то. Людей стал сторониться, стал часто уходить в лесок, за породные отвалы, выискивать стал что-то. Ежели кто к нему из людей станет приближаться, вскочит и прячет то, что в отвале породном нашел.

Народ это быстро заметил, любопытствовать стал, мужики с расспросами к Ивану приставать начали.

– Ваня, что ты ищешь в породе-то? Сказал бы нам, мы бы тоже поискали!

Иван не смущается и серьезно отвечает:

– Да, ищу. Но не могу сказать, а то удачу спугну. Придет время, сами все узнаете!

Посмеялись мужики. Удивились. Умом тронулся, что ли? От греха оставили Ивана в покое. Потом стали замечать, что веселее становится Иван, как вроде бы денежку какую нашел. А Иван еще более добросердечным стал. Всем – и молодицам, терпящим от пьяных мужей, и старикам обессилившим, и мужикам разболевшимся – стал тихо и уверенно вещать, чтобы потерпели, потому что скоро многое изменится к лучшему. Незаметно как-то прилепилось к дверевому Ивану прозвище – Иван Чудный.

А выпившим мужикам ужасно любопытно бывало, что же такое Чудный Иван задумал, что ищет? Один из них, Мартын Погорилый, подкрался к спящему Ивану и стал рыться в его котомках. Нащупал оклунок небольшой, но очень тяжелый. Развязал, а оттуда золото засверкало, словно богатство несказанное. Присмотрелся, а это капельки окатыши медного колчедана, действительно похожего на золото. Рассказал Мартын собутыльникам своим, что обнаружил. Поняли мужики, в чем дело: и чудаковатость человека поняли, и лагидность его, и неумелую скрытность.

Оставили в покое Ивана, на всю оставшуюся жизнь ставшего Чудным. При этом чудо еще сотворилось, несколько мужиков из-за такой истории пить перестали. Иван исчез с рудника после того, как объявил, что в Луганск по делу съездит и вернется, чтобы баню и прачечную построить. Ушел с тяжелой котомкой за плечами, и больше его никто не видел.

Шахта, на которой эта история случилась, выработалась, ее забросили. И до сих пор по нашему краю у стариков спор идет, где такая шахта была. Кто говорит – в Ирмино, кто – в Долиновке, кто – в Ольховатке.

С тех пор, если среди угля начинают попадаться шарики медного колчедана, золотистого на цвет, то такой угольный пласт, а то и всю шахту называют Чудным Иваном.

Особая история Донбасса – это история шахтных угольных пластов. Разные пласты угольные бывают: и толстые, и тонкие, и пологие, и крутые, и сухие, и подтопленные. И по цвету разные, и по твердости. Прозвища пластам народ давал самые разнообразные: Зайчик, Алмаз, Мазурка, Булат, Мандрыка, Баклажанка. Этих пластов настолько много, что местным краеведам пришлось новую науку создавать – стратонимику. Науку об угольных пластах, об их характеристиках и о происхождении их наименований.

На одном небольшом Лисичанском руднике выработалась старая-престарая шахтенка. Был уголь и в один день все – закончился. Может, если копнуть в глубину, новый пласт обнаружится, но как и кому копать в те времена было? Горные мастера поступили по простому: собрали инвентарь и материалы, какие были, и перевезли на другую шахту этого же хозяина. Углекопы тоже собрали нехитрые пожитки, побросали свои землянки и со своими семьями следом покочевали на новое место. Буквально через месяц на месте оживленного шахтерского поселка остались заброшенные хатки, землянки и огороды, пустырь, тоскливое место.

На некогда шумном пятачке осталась только одна маленькая девочка Аришка, лет десяти от роду, сирота. Жила до этого она с отцом в землянке плохонькой, по сути, в норе земляной, весною отец ее заболел и умер.

Так и пришлось ей в степи жить одной. Начались холода. У заброшенной шахты сыро и страшно. По степи ветер гуляет и на разные голоса воет. Для прокорма надо ребенку на заброшенные огороды проходить и выбирать там редкую картошку, свеколку, морковку, кукурузу. А чтобы от холода не околеть, стала Аришка собирать хворост, обломки крепления шахтного и разные пни старые.