Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Эти принципы являются не повторением тезисов работ Гурвича о социальном праве, но их развитием применительно к проблемам эмпирической социологии права. Мыслитель пытался разработать – и это основное отличие от работ предыдущего, «феноменологического» периода – не просто философскую концепцию права, а теоретическую основу для исследования действующего права. Отказываясь от феноменологии как метода исследования (Гурвичу она представлялась формой философского мировоззрения, неотделимой от предлагаемых в ее рамках методологических приемов), ученый пытается сформулировать новую методологическую концепцию. Опору для этого он ищет в новейших разработках Морено и его социометрической концепции [436] О значении вклада Гурвича в развитие социометрии во Франции в послевоенные годы см.: Schutzenberger А. А. Sociometry in France // Sociometry. 1955. Vol. 18. Iss. 4. P. 469–470. , свободной как от метафизических предпосылок, так и от догматизированной ориентации исключительно на эмпирические исследования. Социометрия была близка Гурвичу не столько благодаря методологии как таковой (в ней мыслитель находил многое от механицизма и индивидуализма социальных теорий XIX в.), сколько по причине ее независимости от той или иной философской концепции. Возможность объективного изучения конкретных форм общения, которую предлагала социометрия, оказалась весьма созвучной довоенным исследованиям Гурвича по анализу форм общения в рамках изучения права как социального феномена.

Предпринятый Гурвичем в конце 1930-х годов анализ форм социабельности как основы правового общения совпал с одновременными исследованиями форм социального взаимодействия в рамках социометрии. Это позволило Гурвичу, с одной стороны, встроить свою социолого-правовую теорию в контекст эволюции социальной мысли XX в., а с другой – попытаться найти практическое применение своей теории в рамках эмпирических исследований [437] Гурвич организовал ряд социопсихологических исследований, проведенных с использованием его разработок. См., например: Maisonneuve J. Recherches expérimentales sur les cadres socio-affectifs // Cahiers Internationaux de Sociologie. 1952. No. 13. P. 132–155. Заметим, что данный автор был далек от безоговорочного признания теории Гурвича и критиковал ее за стремление к монистическому видению соотношения индивидуальной и коллективной психологии (Maisonneuve J. Réflexions sur le collectif et l’interpersonnel // Cahiers Internationaux de Sociologie. 1951. No. 10. P. 94–116). Тем не менее эти исследования были малочисленны и незаметны на фоне исследований, проводившихся сторонниками эмпирической социологии. . Поэтому по возвращении во Францию он прилагает усилия по внедрению социометрии как методологического аппарата конкретных социологических исследований во французскую социологию, пытаясь противопоставить ее другим американским социологическим методам (структурно-функциональному анализу, эмпиризму Чикагской школы и т. п.).

Среди других серьезных влияний американской социологии нужно отметить прежде всего концепцию Т. Парсонса. При всем различии терминологии (следует упомянуть и о взаимной личной антипатии ученых, выражавшейся в не всегда справедливой критике Гурвичем теории Парсонса и полном игнорировании теории Гурвича последним [438] «Гурвич не оставил за собой чего-либо значимого», – такую оценку дал Парсонс в 1975 г. творческому наследию мыслителя (цит. по: Swedberg R. Sociology as Disenchantment: The Evolution of the Work of Georges Gurvitch. P. 66). Неприязнь Гурвича к Парсонсу помимо научных аспектов, возможно, объясняется и открытой враждой между этим американским ученым и другом Гурвича П. А. Сорокиным. Кроме того, Парсонс был сторонником идей французских оппонентов Гурвича – Ж. Фридмана и К. Леви-Строса. ), в теориях двух мыслителей есть известные параллели [439] См.: Coenen-Huther J. Parsons et Gurvitch: exigence de totalité et réciprocité des perspectives // Sociologie et Sociétés. 1989. Vol. 21; Tiryakian E. A. Gurvitch et Parsons: Maître et Maître d’Ecole. .

С одной стороны, в противовес схематизму построений Парсонса Гурвич выступает против упрощения и аналитического моделирования социального бытия, критикуя порочный круг структурно-функционалистской теории, где структура рассматривается как проявление социальных функций, а функции трактуются как элементы структуры. Такие термины концепции Парсонса, как «социальная система», «структура», «социальный институт», критиковались Гурвичем за неспособность объяснить фактически данное социальное единство [440] Из-за несогласия с теорией Парсонса Гурвич отказался от использования термина «структура» и призывал заменить его на термин «структурирование» (см.: Gurvitch G. Structures sociales et systèmes de connaissances // XX semaine de synthèse. Notion de structure de la connaissance. Paris: Albin Michel, 1957. P. 320). , а сама теория Парсонса обвинялась в «догматическом спиритуализме» из-за тенденции к построению единой иерархии групп и ценностей [441] См.: Idem. Le concept de structure social // Cahiers Internationaux de Sociologie. 1955. No. 19. Р. 28. .

С другой стороны, и Парсонс, и Гурвич стремились к построению плюралистической научной концепции (в смысле признания многовариативности и многоаспектности социального бытия, несводимого к тому или иному «доминирующему фактору») на основе целостного («системного» у Парсонса и «тотального» у Гурвича) видения социума.

Показательно и отношение Гурвича к популярной в американской социологии концепции интеракционизма. Выступая против этой концепции, Гурвич возражал против трактовки социального единства как конструирования индивидами других «Я» через коммуникацию, через диалог «Я» и «Другого». Здесь мыслитель настаивает на единстве и равнозначности коллективного и индивидуального аспектов социального бытия. Рассматривая методологические предпосылки интеракционизма, Гурвич признает, что взаимодействие на индивидуальном уровне необходимо в социальной жизни, и оно очевидным образом проявляется в функционировании таких институтов, как право, государство, но указанное взаимодействие возможно не само по себе, а только на почве предварительного, априорного единства «Мы». Эта форма психосоциального единства предполагает утвержденность (в данном случае не только психическую, но и онтологическую) бытия «Другого» в сознании, но никак не его конструирование. Социальное взаимодействие не зависит, по Гурвичу, от принятия индивидами и обществом в целом знаков и символов [442] Так, Гурвич прямо указывает, что «никакое общение невозможно на основе одних лишь символов» (Gurvitch G. Grundzüge der Soziologie des Rechts. S. 134), поскольку общение возможно только тогда, когда потенциальные участники интуитивно распознают интегрирующие их общение ценности (Ibid). , но представляет собой социальный факт, в котором и берут свое начало необходимые для последующей коммуникации символы, в том числе язык [443] Символы и знаки являются с этой точки зрения лишь ориентирами, средствами для уже имеющегося интуитивного общения, но никак не его отправной точкой (см.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 39); можно процитировать другое место из данного труда: «Символы суть одновременно и результаты, и творцы социальной действительности» (Ibid. Р. 95). Здесь концепция Гурвича приближается к идеям философии экзистенциализма (см.: Tiryakian E. A. Sociologism and Existentialism. New Jersey, 1962). .