Виталий Рябчук - Государственная измена и шпионаж. Уголовно-правовое и криминологическое исследование

Не следует также сбрасывать со счетов достаточно произвольное решение некоторыми бывшими субъектами Союза ССР, как вступившими в СНГ, так и оказавшимися вне его, проблем гражданства “коренного” населения и так называемых “мигрантов”. В результате разного подхода к данному предмету законодателей в различных республиках человек, даже без его на то согласия, может оказаться лицом с двойным или даже тройным гражданством, а то и вовсе без гражданства. Это ставит его в неравноправное положение по сравнению с людьми иного правового статуса. Возникают вопросы и относительно ответственности лиц, которые в момент совершения преступления, в том числе и измены, состояли в гражданстве СССР, а затем стали гражданами не Российской Федерации, а другого независимого государства, особенно если оно уже не входит в состав СНГ» [89] Рябчук В. Н. Указ. соч. С. 85–86. .

Заметим, что дальнейшее развитие событий показало, что в Латвии и Эстонии появилась категория людей, которые не признаются ни гражданами этих государств, ни иностранными гражданами, ни даже лицами без гражданства. Они официально именуются «негражданами» (не без горького юмора население их называет «неграми»). Кроме того, входящие в СНГ страны отказались от установления общего гражданства, поэтому гражданин той или иной страны, даже входящей в Содружество, для другого государства – члена СНГ признается в настоящее время иностранцем.

Продолжая анализировать проект УК, автор в 1992 году писал:

«Не менее проблематичным представляется и право государства требовать в законодательном порядке от гражданина Российской Федерации, чтобы он признавал своей родиной республику, хотя бы и входящую в состав Федерации, но носящую имя национальности, к которой он не принадлежит, и где он, возможно, никогда не бывал и не намеревается этого делать. Корректно ли, например, считать Осетию родиной ингушей, а Бурятию – карелов?

Отношение к родине характеризуется, прежде всего, любовью к ней. Это чувство нужно культивировать, прививать, воспитывать, однако предписывать его, особенно под страхом ответственности, нельзя.

В то же время государство от своего гражданина, как и от любого лица, находящегося на его территории, вправе требовать уважения, лояльности, законопослушности, воздержания от действий вопреки его интересам. Такие требования лишены идеологического оттенка, они касаются уже не чувств, а поведения, которое государство может регулировать в рамках международных пактов о правах, не вторгаясь в сферу идей, мыслей, убеждений, эмоций личности.

В такой ситуации понятие “родина” утрачивает свое политико-юридическое содержание, хотя и должно сохранять эмоциональное, этическое, культурное значение. Теперь его, на наш взгляд, следует связывать не столько с гражданством того или иного лица, а с местом рождения его самого или его предков, с этническими и культурными истоками личности и т. п. Причем никого нельзя обязывать, а тем более в законодательном порядке, считать своей родиной то или иное место либо определять основания, по которым он должен делать такой выбор. Это решает каждый для себя. Недаром ч. 1 ст. 16 Декларации прав и свобод человека и гражданина от 22 ноября 1991 г. устанавливает:

“Каждый вправе свободно определять свою национальную принадлежность. Никто не должен быть принужден к определению и указанию его национальной принадлежности” [90] Аналогичная норма содержится в части первой статьи 26 ныне действующей Конституции Российской Федерации: « Каждый человек вправе определять и указывать свою национальную принадлежность. Никто не может быть принужден к определению и указанию своей национальной принадлежности ». .

Иначе обстоит дело с юрисдикцией государства. Здесь не место субъективным представлениям. Гражданство лица или место его пребывания (постоянного или временного) есть объективные обстоятельства, от которых зависят предоставляемые ему права и возлагаемые на него обязанности перед государством независимо от того, признает он данную страну своей родиной или нет.

Сказанное позволяет сделать вывод, что термин “родина” не должен впредь использоваться в сфере политики и права, его следует исключить из законодательных актов, а прежде всего, из законов об уголовной ответственности. Соответственно и состав “измена Родине” должен уступить место деликту с другим наименованием.

В проекте Уголовного кодекса (ст. 246), как и в ст. 40 Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик [91] Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. № 30. Ст. 862. , для этого состава предлагается название “государственная измена”. По-видимому, при его выборе сыграли роль два обстоятельства:

во-первых, использование данного выражения дооктябрьским российским законодательством;

во-вторых, распространенное, хотя и не вполне обоснованное, мнение, что указанный термин эквивалентен применяемому за рубежом.

Полагаем, что немалое значение в выдвижении такого предложения имела и позиция академика А. Д. Сахарова, который использовал термин “государственная измена” в двух вариантах своего проекта Конституции Союза Советских Республик Европы и Азии [92] См.: Конституционные идеи Андрея Сахарова. М.: Новелла, 1990. С. 5, 86. .

Думается, однако, что предлагаемый термин все-таки неудачен.

Хотя он и применялся в Уложении о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г. [93] «Государственной изменой» это преступление именовалось и в Уголовном уложении 1903 года. , но в законах, принятых в более раннее время, говорилось просто об измене без определения “государственная”.

К тому же в дореволюционном законодательстве словосочетание “государственная измена” стояло в одном ряду с такими оборотами, как “государственное преступление”, “государственный преступник”, которые в настоящее время звучат в значительной степени архаично. Дело в том, что прилагательное “государственный” в современном русском языке означает, главным образом, “принадлежащий государству”, “свойственный государству”, “присущий государству” (например, государственный совет, государственный комитет, государственный секретарь, государственный ум и т. п.). В значении “направленный против государства” это слово в литературе последних лет по существу не встречается. Отказывается от такого употребления данного слова как от устарелого и законодательная практика. Недаром в ст. 70.1 УК РСФСР говорится о публичных призывах к совершению не государственных преступлений, а преступлений против государства. Да и в предлагаемом для обсуждения проекте УК термин “государственный” во всех нормах, кроме ст. 246, употребляется только в этом общепринятом значении, т. е. как “принадлежащий, свойственный государству”… Напротив, вместо понятия “государственные преступления” применен термин “преступления против государства” (названия раздела V и главы 11 Особенной части).